— Это лучше дать туда-то, а вот это, пожалуй, сюда.
Создается разговор, столкновение мыслей и стремлений, взаимное их обогащение — единственное насущнейшее условие всякой общественной жизни. «Мы еще не собираемся умирать, — говорит редакция „Русских записок“, — и не отказываемся от нашего первого долга, — служить русскому слову, придушенному на родине». Браво, правильно, правильно! У нас, в наших литературных кружках слишком распространены панихиды и самооплакивания, — а как нужна сейчас энергия! Сколько дела в мире, сколько работы для каждого! Уверен, что даже самых меланхолических наших поэтов можно было наэлектризовать, расшевелить, «мобилизовать» — но для этого то и нужен журнал, второй журнал. Да, правда, и у тех, и у других «Записок» одна и та же редакция… Но ведь всегда, в любой живой группе чувствуется индивидуальность каждого из участников, а в редактировании журнала это может сказаться с особенной очевидностью. Достоинства и заслуги «Современных записок» всем известны, но именно для оттенения этих достоинств нужно что-нибудь новое, а не копия. Обложка, размер — как будто мелочь, но даже и в этом необходимо отличие, иначе «Русские» станут лишь «Современными» второго сорта. Дай Бог им избежать этого! Начинание само по себе отрадно-неожиданное и прекрасное, и как бы ни скромны были наши здешние силы, их можно оживить, ободрить, уберечь от все сильнее охватывающего нашу «молодую» литературу губительного, мертвящего ощущения одиночества в жизни и бесцельности в творчестве. «Надо дело делать». Всегда, во всяком положении, во всяком состоянии это остается непреложным моральным правилом и важнейшим принципом духовной гигиены, а если у нас тут развивается спячка, то новый журнал и должен бы постараться ее развеять. По-видимому, он это понимает. Окажем ему доверие!
Главное место в первой книжке «Русских записок» отведено пьесе М. А. Алданова: «Линия Брунгильды». Ее мы видели этой зимой в театре. Интересно проверить впечатление.
В целом драма выигрывает в чтении. Не только останавливают внимание, доходят некоторые реплики или мысли, незаметно промелькнувшие у актеров, но и отсутствие в ее построении настоящего драматизма меньше смущает. Пьесу читаешь как рассказ, как повесть, не требуя никаких «коллизий», довольствуясь наблюдательностью, колоритом, живостью характеристик. Глядя же на сцену, ждешь действия. В «Линии Брунгильды» действие есть, но Алданову чужд лиризм, и даже в самом составе алдановских фраз, если прочесть их вслух, нет никогда ничего «певучего». Как большой и опытный писатель, он, конечно, умеет изобразить то, что ему надо. Его Ксана очень правдоподобно ведет диалог и с чопорным германским офицером, и с загадочным русским беженцем. Но le coeur n’y est pas. Патриотические огорчения фон Рехова правдивы и глубже очерчены, нежели его невзгоды любовные. Именно то, что должно бы составить костяк пьесы, в ней условнее всего.