Оранжевый – это предупреждающий цвет, опасные детали машин специально окрашиваются именно в него. Считается, что он сильнее прочих притягивает взгляд, поэтому люди, увидев ярко окрашенный предупреждающий знак, обязательно отпрыгнут в сторону. А в ратуше Кремоны оранжевая скрипка сразу бросается в глаза и как бы кричит: «Первым делом посмотри на меня!» Желтые и коричневые скрипки ведут себя значительно скромнее. Почти все знаменитые скрипки получили собственные имена – это помогает создать и поддерживать ощущение их уникальности. В основном скрипки именуют в честь своих самых известных владельцев, но одна, Il Cremonese, названа в честь своей родины. Она была сделана в 1715 году, когда Страдивари был уже семьдесят один год и он находился на пике своего гения. В кремону скрипка возвратилась в 1961 году, после долгих скитаний.
Неделей раньше я бы удивилась при мысли, что деревянные инструменты способны завораживать не только звучанием, но и своим видом. Но сейчас я была хорошо обучена Питером Биром и понимала, что это необыкновенный инструмент. «Посмотри на заднюю панель, – советовал он, – а затем поверни голову, представь, что скрипка движется под лучами света». Когда я подошла к скрипке, у меня перехватило дыхание. Задняя часть инструмента была сделана из цельного куска клена, узорчатого, как тигриная шкура, скрипка была так полна жизненной силой, что казалось, будто она собирается спрыгнуть с постамента и начать танцевать танго. Я подумала: сколько же людей побывало здесь, они стояли, делали записи и гадали, что же сделал великий мастер, чтобы дерево дышало и изгибалось именно таким образом.
Когда я двигала головой вверх и вниз, узоры менялись, двигались: волнистые прожилки древесины улавливали свет, а затем преломляли его под завораживающе разнообразными углами. Неудивительно, что все хотели повторить «тигровую шкуру». Это был самый красивый абстрактный рисунок в коричневых и оранжевых тонах на древесине, который я когда-либо видела. К тому же эта скрипка не имела себе равных и как музыкальный инструмент. В тот момент я впервые поняла, что именно ищу – и что пытается воспроизвести множество людей. На этой невероятной скрипке словно плясали языки пламени, главным образом на тыльной, а не на наружной стороне. Затем я перешла к другим инструментам, думая о том, что мне следовало осмотреть их первыми, поскольку пляшущее на них пламя было более холодным, и увидела, что два охранника подошли к Il Cremonese и тоже начали осматривать ее, сравнивать с другими, двигая головами вверх и вниз. В тот день этот изящный инструмент стал для нас живым.