Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры (Финли) - страница 162

Я утешала себя тем, что не я первая отправилась на поиски шафрана и не нашла его. Уверена, что и не последняя. Например, в середине XIX века эксцентричный преподобный Уильям Герберт покинул свою паству в Манчестерском соборе, где он был настоятелем, и отправился в путешествие по Европе в поисках крокусов. Он пытался найти родину Crocus sativus, который пытался вырастить в своем йоркширском саду, хотя за тридцать лет видел его цветение всего три раза. В Греции и Италии он тоже искал «пурпурные покрывала», но вместо этого нашел всего несколько луковиц. «Я подозреваю, что родную землю Crocus sativus давно покрыли виноградники», – печально заключил он[155].

В шафрановом крокусе есть нечто волшебное. В один из вечеров солнце садится на голое поле, затем, словно ниоткуда, ночью появляется цветок, который утром расцветает, а к концу дня его уже нет. Шафрановый бизнес сродни этим цветам: сегодня утром он вовсю работает в каком-то месте, днем его уже сворачивают – все зависит от прихоти рынка и погоды. Ни мне, ни добрейшему преподобному Герберту не следовало удивляться, что эта европейская культура часто меняет места обитания: опыт выращивания английского шафрана, каким бы невероятным он ни казался сегодня, должен был наглядно показать нам, насколько сильно эта отрасль подвержена переменам.

Саффрон-Уолден

Миф гласит, что шафран привез в Эссекс средневековый пилигрим. Возможно, ему даже пришлось рискнуть жизнью, чтобы выкопать растение на Святой земле и привезти на меловую почву Уолдена: он ловко спрятал его в своей шляпе. Более вероятно, конечно, – если этот человек вообще существовал, – что он просто подобрал клубнелуковицы шафрана (так называют луковицы, похожие на лук-шалот) в поле в Северной Греции во время своей долгой дороги домой, но история всегда выглядит гораздо более драматичной, если речь идет о смертной казни. Неважно, были шляпы и пилигримы или нет, было бы действительно удивительно, если бы клубнелуковицы шафрана не завезли в Британию в Средние века, – настолько велик в то время был интерес к любым пряностям.

Это было любопытное время для поваров: чем больше перца было в первых блюдах, тем богаче выглядели хозяева. У большинства людей не было денег даже на то, чтобы попробовать эти специи: в те времена они были очень редкими и очень дорогими (отчасти потому, что везли их в основном с отдаленных островов Юго-Восточной Азии, но также и потому, что венецианские купцы имели монополию на их продажу и могли взвинчивать цены)[156]. Поваров в знатных и богатых домах охватило настоящее безумие – они увлеклись изобретением экзотических рецептов. Гвоздика, мускатный орех и корица из далеких Индий добавлялись в блюда в невероятных количествах; если бы к тому времени была придумана реклама, мы могли бы представить рекламные слоганы: «Вкусите щедрость… приготовьте куропаток с щепоткой рая». И «сафрун» – как звучало одно из многочисленных вариантов именования этой пряности – был в числе самых популярных ингредиентов роскошных кушаний. В 1380 году Чосер писал о доблестном рыцаре сэре Топасе: «heer, his berd was lyk saffroun» – его волосы и борода были цвета шафрана.