В лагуне, на том месте, где сейчас проходит граница между Мексикой и Белизом, проживало около двухсот шестидесяти британцев. Дампьер присоединился к компании пятерых местных обитателей – трех закаленных шотландцев, которым нравилась такая жизнь, и двух молодых купцов, представителей среднего класса, которым не терпелось вернуться домой. Им принадлежала сотня тонн древесины, уже нарезанной на куски, которые все еще находились в глубине мангровых зарослей, так что ее еще нужно было переправить на берег, для чего требовалось прорубить специальную тропу с помощью мачете. Хозяева древесины торопились, так как через месяц-два ожидался корабль из Новой Англии, поэтому они наняли молодого матроса, предложив в качестве оплаты тонну дров в первый месяц, – за которую он мог бы получить у капитана корабля пятнадцать шиллингов.
Лесорубы жили у ручьев, наслаждаясь морским бризом, и каждое утро отплывали на каноэ работать в болотах. Они жили на деревянных настилах, установленных в метре над поверхностью земли, и спали под тем, что пафосно называли «павильонами». Деревьям в мангровых лесах живется просто отлично, а вот людям – нет, к тому же, что хуже всего, Дампьер оказался там в сезон дождей. Из-за ливней вода поднялась настолько, что лесорубы «слезали со своих постелей в воду, поскольку помост ушел под воду примерно на полметра, и вынуждены были передвигаться в воде весь день, пока снова не ложились спать».
Эта грязная граница между сушей и морем позже будет названа «Москитным берегом»: название идеально ей подходит. «Я лег на траву на приличном расстоянии от леса, чтобы ветер гнал от меня москитов, – рассказывал Дампьер в типичной дневниковой записи. – Но все было напрасно, ибо менее чем через час меня так облепили москиты, что, хотя я и пытался отогнать их, обмахиваясь ветками и три или четыре раза меняя свое местоположение, я не мог заснуть». Затем появились черви. В один памятный день Дампьер обнаружил у себя на правой ноге фурункул. Следуя совету старших товарищей, он прикладывал к ноге белые кувшинки до тех пор, пока там не появились две точки. Когда он сдавил их, наружу вылезли два огромных белых червя с тремя рядами черных волосков на туловище. «Я никогда не видел, чтобы в человеческом теле размножались подобные черви», – с поразительным хладнокровием заметил он.
Удобнее всего было рубить менее сочные старые деревья. «Заболонь дерева была белой, а сердцевина – красная. Сердцевина используется для окрашивания, поэтому мы обрубали всю белую заболонь, пока не добирались до сердцевины… Если немного стесать сердцевину, она становится черной, а если положить ее в воду, то вода окрашивается в черный цвет, как чернила, и иногда этой водой пользовались для письма. Некоторые деревья росли примерно в двух метрах одно от другого, поэтому их не удавалось распилить на отдельные куски, достаточно маленькие, чтобы их мог нести один человек, так что нам приходилось взрывать их».