— Дело не в этом, — понуро возражает Юрген.
— Что, совесть заела? — спрашивает она и становится серьезной. — А что, собственно, произошло? Тебя убыло? Или, может, меня убыло? Или мы кого-то обидели? У нас был час любви, и мне наплевать, если кто-то считает это грехом.
Юрген берет ее за руку:
— Ты сочинила эту теорию в свое оправдание. Другим она не подходит.
Лило рывком высвобождает руку и бросает ему в лицо громко и насмешливо:
— Лишь иногда, не так ли? Когда случается то, что случилось сегодня с нами. Или для тех, кто в такие моменты начинает ныть о совести!
— Я не о том, — мрачно возражает Юрген. — Мне, пожалуй, лучше уйти.
Лило молчит и, только когда он уже у двери, просит:
— Нам не следует расставаться вот так. Останься хоть ненадолго. Еще светло, и соседи заметят, что ты был у меня.
— Не в этом дело.
— Конечно, не в этом… Присядь, я сварю кофе.
В конце концов Юрген остается. Он пьет крепкий и ароматный кофе и слушает Лило.
— Каждый строит крышу по-своему, — говорит она. — Без крыши нет дома, ну а если она уже есть, то человек должен чувствовать себя под ней хозяином.
— Но если под ней живут двое, то она должна устраивать их обоих, — убежденно возражает Юрген.
Лило не отвечает, долго молчит, а потом снова взрывается:
— О совести говорят! А у других ее много? К слову сказать, мне тут все косточки перемыли. Но я же не развалина и долго еще не буду старухой. Ты думаешь, я прячусь только потому, что некоторым не нравится мое стремление чувствовать себя женщиной, а не только коллегой и секретаршей?
— Выходи замуж.
— Замуж? Здесь? — Лило громко смеется.
— А что тебя здесь удерживает?
— Многое, — отвечает она. — И потом, если хочешь выпить стакан молока, вовсе не обязательно покупать корову.
Юрген не знает, смеяться ему или обидеться. Наконец он кисло улыбается:
— Так я для тебя стакан молока…
— А я для тебя что-то вроде миндальных орешков.
— Нет, конечно же нет.
— Раз так, давай договоримся, — становится сразу серьезной Лило, — ты не мучаешь себя угрызениями совести. Будем встречаться, будем улыбаться друг другу, интересоваться, как идут дела. А я буду жить надеждой, что когда-нибудь ты снова споешь для меня, только для меня…
Юрген всматривается в нее:
— Что ты за человек? Только что сравнивала меня со стаканом молока, а теперь эти речи… Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь?
— Хорошо, что ты об этом не догадываешься, все равно бы не понял. А сейчас — иди!
Юрген чувствует облегчение, хотя ее «иди» больно ранит. На пороге он прощается с Лило и украдкой осматривается: кажется, никто не подглядывает в окна. Улица пустынна — значит, некому пошушукаться, обернуться в его сторону и ехидно ухмыльнуться.