Мы, шестеро пленных викингов, стояли чуть в стороне. При нас ввели на корабль широкогрудого могучего жеребца — любимого коня павшего вождя — и четырех кобыл, несколько коров и овец, затащили отчаянно визжавшую свинью и черную собаку. Потом туда же поднялись и девушки — многие старше меня, некоторые красивые, другие — не очень. Сейчас они были одеты так, что на их наряды завистливо поглядывали их пригожие молоденькие подружки, и гордо несли головы — не найдя жениха по сердцу в земном мире, они брали себе достойных мужей на том свете. Вместе с женой павшего конунга добровольно расстаться с жизнью решили еще несколько женщин — в основном одиноких, или же вдовы погибших вместе с вождем воинов. Все они были, согласно обычаю, задушены жрецами. В глубине души я ждал, что такая же участь постигнет и нас, но преемник рыжебородого — по разговорам я уже понял, что это тот самый воин и что зовут его на языке бодричей Рюриком Соколом, — сам запалил погребальный костер…
На следующий день, когда зола остыла и над пепелищем возвели земляной курган, нас снова привели туда. На сей раз женщин среди встретивших нас бодричей пополам с варягами было мало — всего две-три. Зато все мужчины и большинство подростков пришли с оружием. Предстояла тризна.
Рюрик, сейчас очень похожий на погибшего, как сын на отца — только волосы посветлее и обликом помоложе, — стоял на вершине свежего, еще не слежавшегося кургана, держа на отлете обнаженный меч, и холодно глядел на нас. Мы, столпившиеся у подножия, выглядели жалко — нас кормили всего однажды, вчера вечером бросили остатки поминальной трапезы — куски мы должны были подбирать с земли ртом, как псы. Рук нам не развязывали. Двое раненых ослабели и еле держались на ногах, у одного из них начался жар, и он стоял пошатываясь и глядя в никуда мутным взором.
Рюрик не дал нам осмотреться.
— Вы пришли сюда с огнем и мечом, принесли смерть, отняли у меня наставника, заменившего мне отца, осиротили других наших детей и должны принять кару богов… О великий Свентовид, — вскинул он голову к небу, — и вы, Даждьбог Сварожич и Прано-громовержец! Будьте мне видоками и примите жертву мою!
Я услышал имена богов, которым меня учила мать, и сердце во мне сжалось. Догадайся кто-нибудь обратиться ко мне на родном языке, позови — и паду к ногам этого Рюрика, вымаливая прощение и позволение до конца дней своих быть рабом у людей, говорящих на одном языке со мною. Но рядом стояли те, с кем я почти пять лет ходил под парусами, кто звал меня братом по мечу, рядом был и мой брат по отцу, Гуннар! Я не мог их предать. Я был викингом и должен был умереть как викинг.