Так вот и ночевал у костра голодный. Но утром охотнику повезло: изюбря-рогача выследил, подошел к нему сажен на десять. Зверь пасется на увале, убойное место подставил. Целится охотник, а сам думает: «Справный рогач, хороша печенка у него. Отведу сейчас душу». Самое паршивое дело — так под пулю думать. Слово хоть и не злой дух, но есть в нем какая-то темная сила. Выстрелил охотник и ранил изюбря, а патрон-то последний, добить нечем.
Изюбрь прыгнул на тропу и пошел в горы. Из раны на кусты кровь хлещет. Голодный охотник плетется следом, ждет, когда обессиленный зверь упадет.
А горы все круче. Тропа то в сырую глухомань нырнет, то по каменным россыпям петляет, то к серым утесам жмется. Рогач на глазах силы теряет, шатается, все чаще останавливается. Да и охотник захромал, ноги сбил.
Сколько они так шли, никто не знает. Только вдруг на вершине хребта лес расступился, к озеру вышли. Озеро как озеро, вокруг, пожалуй, верст десять будет. Северный берег крутой, песчаный, посмотришь, будто кто вал насыпал. На нем сосны, кедры да лиственницы растут. Между ними багульник, угрюм и рябина. А южная сторона низкая, темная, там больше ельник, мелкий листвяк да разная чепура разрослась.
Зверь-то с ходу кинулся в озеро, бродит вдоль берега, ил копытами поднимает. Охотник невдалеке костер разложил, рожни готовит, голод-то не тетка.
Может, час, может, два бродил рогач в воде, времени никто не засекал, потом выскочил на берег, протрубил на весь лес и, точно ветер, умчался в чащу.
Удивился охотник, век доживал, а такой оказии не видывал: чтобы зверь кровью истек, окунулся в воду и ожил. И решил он испытать эту воду. Разулся и побитые ноги опустил в озеро: раны на глазах затянуло. Тогда он напился. Голод пропал, а сила такая во всем теле появилась, какой он и в молодости не испытывал. Был такой охотник или нет, теперь уж никто не знает, а молва о великой целебной силе озера живет до сих пор и с каждым годом все дальше бежит по земле.
Вот на это озеро и приехала Анна. Поселили ее в листвяной роще, в просторной палатке с деревянным полом и небольшим светлым окном, выходящим на озеро. Рядом в такой же палатке жило семейство Бориса Каторжина. Даже в жаркий полдень, когда песок на берегу озера накалялся так, что наступить нельзя было, под деревьями стояла прохлада.
Здесь, в глухой тайге, первые дни Анна не находила себе места. Верно, в лесу она бывала, но выросла в степи. А степь — это простор, дали, куда ни взгляни — земля на сто верст видна. А тут горы набычились, стерегут каждый твой шаг. И чувствовала Анна себя точно в колодце. Хорошо хоть озеро, было где глазу отдохнуть, только за ним опять те же горы высились.