— Смотрю на тебя, Игнат Романович, уж очень ты на одну личность смахиваешь, — проговорил Ананий.
— На какую там еще личность?
— Да на Пронькиного петуха.
— Вот-вот, — подпрыгнул Пронька.
Мужики загоготали. Игнат смерил Анания тяжелым взглядом.
— Я тебе разглажу кудри-то. Тогда покукарекаешь.
— Да Петрович когда-то на одном тракторе с тобой работал.
— Ну, работал. Подумаешь, невидаль какая.
— Что же, по-твоему, мозги-то у вето ветром выдуло. Зачем же бы он стал пустым делом заниматься?
— А ведь правду Ананий толкует, — поддержал Михаил Комогорцев. — Петрович вырос на этих полях. Он зря землю мучить не станет.
— И что вы меня уговариваете, как красную девицу. Вот ты, Ананий, берись и командуй звеном. А я лучше пойду на ферму в скотники.
— И думаешь, откажусь. Только потом я тебя близко к полю не подпущу. Ходи и держись коровам за сиськи.
— Вот уж молока-то вдоволь будет, — рассмеялся Пронька, показывая прокуренные зубы.
Дряхлела зима. В оврагах побурели снежные наметы. Лед на Ононе оголился и был похож на толстенное подсиненное стекло, пронизанное паутиной трещин; гладь, хоть яйца катай. Отогрелись увалы, запарили опаловым огнем. Урюмку ночами схватывало морозцем. А днем, прорезав в накипнях канавку, еще несмело, сонно бежал ручеек. Прилетели первые птицы: у темных бутанов пенисто белели пеганки, по парам, точно ламы, в охристом оперении расхаживали турпаны, в безлюдных местах селились дрофы.
Анна мчалась на мотоцикле по полевой дороге. Скопившаяся в ухабах вода с шумом разбрызгивалась из-под колес. Отощавшие за зиму вороны неохотно поднимались с дороги. За Урюмкой Анна выехала на перевал. Впереди за пашней показался полевой стан. На крутом берегу Онона стояло несколько домиков. Левее, метрах в трехстах, блестел на солнце Белый камень величиной с пятистенный дом. Он был исколот на огромные глыбы. Сбоку толпились березки. На камне каким-то чудом росла сосна. За Ононом громоздились темно-зеленые горы. В низовьях реки лес обрывался, и по обе стороны Онона распростерлась привольная степь. Только на излучине, там, где река круто поворачивала на север, на правом берегу шумел сосновый бор, издали похожий на темное облако, затерявшееся в межгорье.
На полевом стане, над общежитием, возле которого темнели деревья, курчавился сизый дымок. И от этого дымка степь для Анны сразу стала домашней.
Анну встретил Маруф Игнатьевич Каторжин, провел костистой рукой по окладистой белой бороде и поклонился.
— С новосельем, Анна Матвеевна.
Анна посмотрела снизу вверх на высокого сухопарого Маруфа Игнатьевича.