2 февраля 1830 года Пушкин пишет письмо Каролине Собаньской (урожденной графине Ржевуской). Цитируем его по сохранившемуся черновику (оригинал по-французски): «Дорогая Элеонора, позвольте мне называть вас этим именем, напоминающим мне и жгучие чтения моих юных лет, и нежный призрак, прельщавший меня тогда, и ваше собственное существование, такое жестокое и бурное, такое отличное от того, каким оно должно было быть. – Дорогая Элеонора, вы знаете, я испытал на себе все ваше могущество. Вам обязан я тем, что познал все, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и все что есть в нем самого ошеломляющего…» (ХIV, 400)[380].
Пушкин в «Евгении Онегине» обещал вспоминать
…речи неги страстной,
Слова тоскующей любви,
Которые в минувши дни
У ног любовницы прекрасной
Мне приходили на язык… (VI, 57)
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины!.. (III, 308)
А.С. Пушкин. «Сват Иван…»
Как и полагалось настоящему русскому барину, Гаврила Ржевский держал у себя целый двор челяди, «суетливой и многочисленной». Среди «придворных» боярина Пушкин выделяет шутиху Екимовну.
Хозяин вспоминает о ней, когда наступает время «занять гостей приятною беседою». И «в ту же минуту старая женщина, набеленная и нарумяненная, убранная цветами и мишурою, в штофном робронде, с открытой шеей и грудью, вошла припевая и подплясывая. Ее появление произвело общее удовольствие» (VIII, 20).
Как видим, Екимовна – одно из немногих действующих лиц романа, удостоенных столь подробного описания. Но самая богатая ее характеристика – языковая. Речь Екимовны – образная, по-настоящему народная. Вот как Пушкин строит разговор шутихи с тестем хозяина, а затем и с самим Гаврилой Афанасьевичем:
« – Здравствуй, Екимовна, – сказал князь Лыков, – каково поживаешь?
– Подобру-поздорову, кум: поючи да пляшучи, женишков поджидаючи.
– Где ты была, дура? – спросил хозяин.
– Наряжалась, кум, для дорогих гостей, для Божия праздника, по царскому наказу, по боярскому приказу, на смех всему миру, по немецкому маниру.
При сих словах поднялся громкий хохот, и дура стала на свое место, за стулом хозяина.
– А дура-то врет, врет, да и правду соврет, – сказала Татьяна Афанасьевна, старшая сестра хозяина, сердечно им уважаемая. – Подлинно, нынешние наряды на смех всему миру…» (VIII, 20).
Как и положено шутам, Екимовна выбалтывает сокровенные мысли хозяина и его гостей, не приемлющих нововведения и реформы Петра. Она под общий и продолжительный хохот «уморительно передразнивает» Корсакова – «заморскую обезьяну».