» (
VIII, 84) – в последнем слове заменена буква, правильно –
dunque. («
Если это не любовь, так что же» (
ит.) – см. об этом итальянском вкраплении в главе «Поэты Юга…» данной книги). Эта описка поэта породила целое исследование академика Ф. Е. Корша! Автор, в частности, предположил, что «Пушкин нашел свою цитату задолго до того, как написал «Метель» (1830), может быть еще до своей поездки в Одессу, где он часто мог слышать итальянскую речь»
[856].
О значении, которое придавал Пушкин переводам, много написано. Заметим, что в своем поэтическом хозяйстве он пользовался иностранными языками, которые знал или изучал, «как ювелир алмаз чудесный вставляет бережно в оправу» (да простят мне читатели, может быть, неуместное здесь употребление старинного японского «хокку»). Он сравнивал звучание языков, улавливал нюансы значений, доводил стихотворение в русском переводе до блеска и совершенства. Это относится, разумеется, и к работе с итальянским языком. Например, при переложении сербской народной баллады «Что белеется на горе зеленой?..» (1834–1835), которую Пушкин собирался включить в цикл «Песни западных славян», он ознакомился не только с сербским текстом, с двумя французскими переводами (Проспера Мериме и Шарля Нодье) и с русским переложением А.Х. Востокова, но также с итальянским переводом Альберто Фортиса («Che mai biancheggia lá nel verde bosco?») из его книги «Viaggio in Dalmazia» (Путешествие в Далмацию, 1774). Именно так рождается красота и гармония поэтическая, ибо, по определению самого Пушкина, «добросовестность труда – порука истинного таланта». Век спустя Анна Ахматова признается читателям: «Когда б вы знали, из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…
«Пора нам в оперу скорей»
Но, господа, позволено ль
С вином равнять do-re-mi-sol
А.С. Пушкин «Путешествие Онегина»
Теперь проследуем вслед за Пушкиным в Одессу. «Я оставил мою Молдавию и явился в Европу. Ресторации и итальянская опера напомнили мне старину и ей-Богу обновили мне душу», – сообщает поэт в письме брату Лёвушке. Здесь поэт самозабвенно участвует, по меткому определению Набокова, «в итальянизированном веселье одесской жизни».
В интереснейшей работе, опубликованной во Временнике Пушкинской комиссии за 1981 год, музыковед Б.А. Кац заметил, что восклицание Пушкина «Звуки италианские!» на полях «Опытов» Батюшкова нагружено ассоциациями с итальянским belcanto, вокальной музыкой.
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в Оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень – Орфей. (VI, 204)
(Ср. в черновике: «Своей Италии Орфей».)