.
«Критика Раевского по-своему совершенно точна», – замечает историк и пушкинист Виктор Листов, автор блестящей статьи «Миф об “островном пророчестве” в творческом сознании Пушкина»[912].
Наблюдательный Виктор Семёнович оценивает слова Раевского, как опытный литературовед. Я же, как журналист, могу засвидетельствовать обратное: точным является именно описание Пушкина, возможно, знавшего, что Наполеону, чтобы бежать с Эльбы, пришлось спускаться с почти отвесной скалы!
Впрочем, следует лишь поблагодарить В. Листова, привлекшего внимание к никем ранее не изученной проблеме, а именно к особому значению, которое придавал Пушкин острову, как уединенному месту, самим Провидением предназначенному для высокой поэзии и пророчеств. Не случайно с понятием острова связан не только «Наполеон на Эльбе», одно из ранних пушкинских стихотворений, но и то, которое мы привыкли называть духовным завещанием поэта, – знаменитый «Памятник». В его рукописи есть авторская помета: «1836 авг. 21. Кам. остр». Речь идет, как поясняет и потом убедительно доказывает В. Листов, не просто об адресе «Каменный остров», где Пушкины жили на даче, но о символическом понятии острова, перекликающемся с названием новозаветного острова Патмос, где писал свои пророчества Иоанн Богослов.
И уже не Наполеон Бонапарт, а сам Александр Пушкин стоит на высокой скале, один на один со «свободной стихией». Кажется, что именно об этом говорится у Бориса Пастернака в триптихе «Темы с вариациями»:
Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа.
Скала и – Пушкин. Тот, кто и сейчас,
Закрыв глаза, стоит и видит в сфинксе
Не нашу дичь: не домыслы втупик
Поставленного грека, не загадку,
Но предка: плоскогубого хамита,
Как оспу перенесшего пески,
Изрытого, как оспою пустыней,
И больше ничего. Скала и шторм
[913].
Поэт у моря, как французский император перед египетским сфинксом или на вершине Эльбской скалы…
О неожиданном сближении «Наполеона на Эльбе» с «Памятником» упоминал еще Б.В. Томашевский, указавший в работе «Строфика Пушкина», что во всем наследии поэта больше нет строфы «Памятника» – шестистопного ямба с перекрестными рифмами, где последняя, четвертая строка усечена до четырех стоп и завершается мужским слогом. Из этого правила, указывает Томашевский, есть только одно исключение: завершающая строфа лицейского стихотворения 1815 г. «Наполеон на Эльбе»[914].
Академик М.П.Алексеев позднее заметил по этому поводу: «Предстоит еще определить, чем вызвано было обращение Пушкина к этой строфе только дважды за всю жизнь – в начале и в конце литературного поприща»