.
С одной стороны, утешает мысль об их неприкосновенности и, следовательно, хочется верить – сохранности. С другой стороны, увеличивающаяся с течением времени хрупкость пушкинских автографов заставляет ограничивать к ним доступ. Вот почему неоднократно предпринимались попытки сделать копии хотя бы с отдельных пушкинских листов. В 1905 году Отто-Онегин, владевший уникальной коллекцией документов и предметов, связанных с жизнью и творчеством Пушкина (которую он завещал России), писал из Парижа в Петербург известному русскому адвокату А.Ф. Кони о необходимости фотокопирования пушкинских манускриптов и указывал на опасности, которые подстерегают хрупкие листы, беззащитные перед огнем или водой[1042].
Среди тех, кто в начале ХХ века ратовал за фотоспособ дублирования пушкинских рукописей, был и сын президента Российской императорской академии наук, молодой князь Олег Константинович Романов, погибший на фронте в 1914 году. Его идею активно поддержал один из первых профессиональных пушкинистов России П.Е. Щёголев, который справедливо предсказывал, что углубленное и полное изучение пушкинских рукописей приведет к качественно новому познанию наследия поэта, поможет избежать массы неточностей и ошибок в пушкиноведении[1043].
В 1911 году, к столетию Царскосельского лицея было впервые предпринято факсимильное издание рукописей 17 пушкинских стихотворений из библиотеки лицейского музея. В советское время, по инициативе того же П. Щёголева, относящейся к 1930 году, в Пушкинском Доме было подготовлено факсимильное издание одной из последних рабочих тетрадей Пушкина – «Альбома 1833–1835 годов», увидевшее свет через 9 лет после смерти Щёголева. Однако на этом дело застопорилось, и в течение многих десятилетий рукописи Пушкина были практически недоступны рядовым исследователям.
«Воображение меркнет и немеет язык, когда думаешь, какие человек должен иметь заслуги перед советским режимом и через какие бюрократические абракадабры ему нужно пробраться, чтобы получить разрешение – о, не сфотографировать, а лишь посмотреть собрание автографов Пушкина в Публичной библиотеке в Москве или в ленинградском Институте литературы…», – справедливо сетовал В.В.Набоков[1044].
В начале 80-х годов дерзкую попытку соединить «коня и трепетную лань» сделали сотрудники Московского литературного музея А.С.Пушкина, что на Пречистенке. Они не просто отпечатали рукописи поэта на старинной бумаге, но использовали для этого государственные архивы, где в старых делах охранки – Третьего отделения канцелярии Его Императорского Величества – хранилось много чистых листов, пригодившихся для столь благородной цели. То, что не успели исписать пушкинские надзиратели А.Х.Бенкендорф и Л.В.Дубельт, пригодилось пушкинистам