, кажется правильным объединить библиографию за все первые сорок лет ХIX века, поскольку в пушкинских произведениях отразились, оригинально переработанные его мощной творческой индивидуальностью, многочисленные фрагменты и разнообразные культурные тенденции того времени, предсказаны и предугаданы некоторые важнейшие художественные линии последующего периода»
[1049].
Серена Витале искренне считает, что итальянцы – в долгу перед Пушкиным. В канун 200-летнего юбилея поэта она с горечью написала в одной из центральных римских газет: «Италия поистине не ответила Пушкину взаимностью в той огромной любви, которую он к ней испытывал – в мечтах, в желаниях. Но в Милане мои знакомые – врач, физик и экономист, – взялись изучать русский язык только для того, чтобы читать Пушкина в подлиннике. Один из них даже начал переводить некоторые стихотворения на “язык Петрарки и любви”. Со своей стороны я посоветовала ему чаще слушать Россини и каждый вечер читать по несколько страниц замечательного подстрочного перевода “Евгения Онегина”, который Владимир Набоков подарил английским читателям»[1050].
Благодаря многолетней дружбе с Дмитрием Владимировичем Набоковым, сыном писателя, Серена Витале имела доступ к обширному набоковскому архиву и его пушкинским бумагам. Этого мало: ей удалось найти и завоевать расположение одного из прямых потомков Дантеса-Геккерна, у которого хранился целый чемодан неизданной переписки между Жоржем Шарлем Дантесом и голландским посланником в Петербурге Якобом ван Геккерном-Беверваардом, относящейся к 1835–1837 годам. В книге опубликовано 24 письма Дантеса и одна его записка к сестре Натальи Николаевны – Екатерине. Подлинное сокровище, потому что содержание писем проливало свет не только на взаимоотношения барона Геккерна со своим приемным сыном, но и на всю историю дуэли Пушкина на Черной речке. Когда сообщения о находках Витале достигли берегов Невы и Москва-реки, послышался зубовный скрежет зависти и недоверия российских пушкинистов. И напрасно: Серена Витале не только владеет русским, французским, немецким и английским языками, необходимыми для такого исследования, но она еще и знала, где и что искать. «Моя исследовательская работа продолжалась в архивах половины Европы, где мне помогали частные лица», – свидетельствует С. Витале. Судьба подставила ей, конечно, свое плечо в этих поисках, без фортуны тут не обойтись. Но и результат феноменальный: сейчас уже невозможно себе представить подлинную картину петербургского общества тридцатых годов ХIХ века без находок Витале. Среди обнаруженных и расшифрованных Сереной Витале писем есть и такие, которые по-новому показывают отношения Дантеса с Наталией Николаевной Пушкиной. Вот отрывок одного из них: Дантес – Геккерну (подлинник по-французски): «Верю, что были мужчины, терявшие из-за неё голову, она для этого достаточно прелестна, но чтобы она их слушала, нет! Она же никого не любила больше, чем меня, а последнее время было предостаточно случаев, когда она могла бы отдать мне всё, – и что же, мой дорогой друг, – никогда ничего! Никогда в жизни! Она была много сильней меня, больше 20 раз просила она пожалеть ее и детей, ее будущность». Соблазн написать художественное исследование на тему «Пушкин и свет» необыкновенно велик. Это пророчески заметил еще в пушкинское время Михаил Погодин: «Пушкин у Веневитиновых… читал песни, коими привел нас в восхищение… Вот предмет для романа: поэт в обществе»