— Какой чудный рваный ритм! Его же задает аккордеон?
Но тут в мелодию влился чарующий голос певицы и Агата вновь зашептала:
— О чем она поет? Вы знаете? Вы же переводчик…
— Я списал и перевел ее слова на немецкий, — шепнул в ответ Городецкий. — Возьмите листок и читайте…
Вот этот текст, господа:
— Это я — брюнетка
Очень грациозна
— И очень известна
В нашенском квартале
Я своим соседям
Очень рано утром
Предложу душевно
Горький симаррон (чай матэ)
Сладко и умильно
На пороге хижины
Пою очень стильно.
Ну а мой владыка
Выводит на тротуар
Рысистого коня
Я — аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений
И проводит жизнь весело со своими песнями
Я — нежная подруга благородного портового гаучо
И лелею жизнь своего владыки.
Это я — брюнетка
Ищу горящим взором
Того, кто чувствует в душе
Огонь любви.
Я лишь креолито
Благородных и храбрых
Люблю со всем пылом
Моей души.
В моем любимом ранчо
Серебристой ночью
Пою на ветер с чувством
Про милую страну
И мою верную любовь.
Я — аргентинская брюнетка, та, что не чувствует сожалений
И проводит жизнь весело со своими песнями
Я — нежная подруга благородного портового гаучо
И лелею жизнь своего владыки.
— Вы, конечно, умеете танцевать это танго? — спросила Макса княжна Ауэршперг после остановки пластинки. — Я хочу сейчас же его разучить!
— Если господа и дамы, ужинающие в ресторане, будут не против, я могу его показать, — громко произнес Максим.
— Просим, — сказал после небольшой паузы седовласый господин, сидящий в компании с благородного вида дамой такого же возраста.
Через минуту Максим с Агатой стояли на небольшом пятачке возле граммофона. Он показал ей танговую четырехходовку (два шага на партнершу с левой ноги, раскачка назад-вперед-назад, шаг назад правой, шаг в сторону левой и приставление к ней правой ноги), после чего пластинка вновь закрутилась и Городецкий, слегка притянув к себе Агату за талию, пошел с ней в танцевальное путешествие. Почти сразу оно стало эротическим: пространства у них было мало, пришлось часто делать повороты, во время которых тела внятно соприкасались, что порождало в них волны сладострастия — все более и более сильные. Максим ожидал, что Агата все же отстранится и прекратит искушение своего целомудрия — но дева вцепилась в его плечо и длань и продолжала трепетать. Положение спасла краткость записи (менее 3 минут). Они расцепили объятье, поклонились друг другу, пытаясь этой условностью согнать с лиц предательскую красноту — и вдруг услышали аплодисменты публики. Повернувшись к залу, танцоры сделали общий поклон и пошли к своему столу.