— О, Тарик, — пробормотала она. — Мне очень жаль. Тебе было всего семнадцать.
— Я был достаточно взрослым и предал свою страну ради любви. Этого больше не повторится.
Пламя играло на ее красивом лице, придавая ему золотистое сияние.
— Но ведь это еще не все, не так ли? — тихо спросила она. — Это не вся история.
Откуда она это знала, Тарик не совсем понимал. Но это было не то, чем он хотел поделиться с ней.
— Нет ничего такого, что нельзя было бы узнать из книг в библиотеке, — сказал он и, обойдя костер, подошел к ней, все еще держа в руках кружку с горячим шоколадом, которую приготовил для нее.
Шарлотта откинула голову назад, поглядев на него снизу вверх.
— Почему ты мне ничего не рассказываешь?
Вопрос был таким простым, ее лицо таким честным и открытым. Тарику хотелось ответить. Рассказать правду о мучительном одиночестве своего детства. Как он нуждался в любви и сочувствии и как ему всегда отказывали в этом. Пока однажды он не сломался.
«Ты не можешь ей сказать. Шейх не должен показывать свою слабость».
Он знал это. Выучил свой урок, и выучил хорошо. Кэтрин, сама того не желая, стала его наставницей в этом деле.
Шарлотта нахмурилась, и у него возникло странное ощущение, что она может читать его мысли. Она поставила кружку на песок, запахнула плед, встала и шагнула к нему. Затем обняла, положила голову ему на грудь и затихла.
В этом не было ничего сексуального. Это было всего лишь объятие. Инстинкт подсказывал ему оттолкнуть ее, но это причинит ей боль. Одна мысль о том, чтобы причинить ей страдание, вызывала у Тарика боль. Поэтому он был вынужден терпеть ее объятия, хотя и не хотел этого.
— Мне очень жаль, — сказала Шарлотта, прижимаясь к его груди. — Ты не должен говорить мне, если это больно.
Тарик понятия не имел, как он себя выдал. И даже не представлял, что сказать ей сейчас.
Сердце его ныло, саднило и болело в груди. Он хотел поделиться с ней своими секретами. Рассказать о том, что в юном возрасте был оставлен в пустыне, чтобы он мог развить уверенность в себе. В так называемые дни тишины во дворце ему было запрещено общаться, чтобы он научился справляться с одиночеством.
Целыми днями он никого не видел, ни с кем не разговаривал. Иногда он слышал смех и крики детей во дворе снаружи, и ему так хотелось выйти и поиграть. Но ему никогда этого не позволяли.
Тарик положил палец на ее мягкие губы, заставляя умолкнуть.
— Я был не совсем честен, — тихо сказал он. — Я действительно любил Кэтрин. Но… не по этой причине я рассказал ей о богатстве моей страны. Мой отец считал, что монарх должен быть одиночкой. У меня не было друзей. Без ведома отца я подал заявление в Оксфорд, и меня приняли. Но отец не хотел отпускать меня. Я спорил с ним, кричал на него, но он не изменил своего решения. Он даже поставил охрану у моей двери на случай, если я попытаюсь сбежать. Я был так зол. И когда однажды ночью увидел Кэтрин, плачущую у фонтана в саду, я понял, что нашел возможность отомстить ему. Она хотела меня, и я позволил ей соблазнить себя. И когда она спросила меня о секрете Ашкараза, я рассказал ей.