Дюнка снова силится вставить слово, но я мчусь дальше:
– Вы знаете, наш муж – народник. Он ушел в гости. А кто вырвал волосы вашей дочери?
– Профессура, – мрачно выпаливает Дюнка.
– Ах, это ужасно. А руку?
– Руку… марксисты вырвали. На бульваре. И еще у наших детей лихорадка, – продолжает хвастаться Дюнка».
«Профессура», напавшая на несчастную куклу, и «марксисты», вырвавшие ей руку на бульваре, это, конечно, дань времени и разговорам родителей с друзьями, которые девочки слышат за столом.
Стихи Туся, как и многие дети, начала писать в семь лет и считает, что «родители мои, оба влюбленные в словесность всякого рода, поощряли детскую графоманию более чем следовало». Кстати, по словам Натальи Васильевны, стихотворение про лес, которое Алексей Николаевич «подарил» своему Никите (герою повести, а не сыну), на самом деле сочинила ее младшая сестра. Толстой лишь немного его отредактировал, сохранив детскую страстность.
Летом они ездили на дачу в подмосковное село Троекурово (именно так!), иногда на Черное море – в Анапу. Море производит на девочку огромное впечатление: «Она обрушивается на меня, как гора на мышонка, и я чувствую странную тревогу. Мне хочется кричать, петь, звать на помощь. Перескакивая по круглым валунам, под которыми копошатся крабы, я добираюсь до глубокого места и сажусь, свесив ноги, над лазурной водой, пронизанной солнцем. Дна не видно, только в глубине, как призраки, проплывают медузы. Я долго сижу так. Трудно сказать, что я чувствую, но сила чувства такова, что через сорок лет, плывя на пароходе вдоль этих берегов, я жадно и тщетно ищу глазами бухту Суко – мой потерянный рай».
О такой встрече с Морем в детстве мечтала Марина Цветаева, читая стихи Пушкина: «Море здесь, но я не знаю где, а так как я его не вижу – то оно совсем везде, нет места, где его нет, я просто в нем». Но маленькую Марину встреча с реальным морем разочаровала: «Еще вода, много, чем дальше – тем бледней, и… кончается она белой блестящей линеечной чертою – того же серебра, что все эти точки на маленьких волнах… Моря я с той первой встречи никогда не полюбила, я постепенно, как все, научилась им пользоваться и играть в него: собирать камешки и в нем плескаться – точь-в-точь как юноша, мечтающий о большой любви, постепенно научается пользоваться случаем». Такое впечатление, что встреча с морем, о которой мечтала Марина, досталась Наталье. Прихоть судьбы!
Девочка росла чуткой, самую малость избалованной, одновременно – здоровой и веселой. В гимназические годы она влюблена в очень романтического немца Георга Венделя (или Вельзена), настоящего «сумрачного германского гения», которого придумала сама.