Из-за границы, из Парижа Толстой привез Гаяну, дочь Елизаветы Кузьминой-Караваевой, «коммунистку», как утверждал Алексей Николаевич. Гаяна поступила на Путиловский завод, сильно уставала на работе. Как признается пасынок Толстого Федор: «Она вставала в пять часов утра, возвращалась домой измученная. Часто по вечерам она подолгу молча сидела на ступеньках нашей террасы. Как на заводе, так и у нас в семье мало кому до нее было дело». В самом деле дом был большой и беспокойный. Туда переселились тетка Мария Леонтьевна с Марьяной, старшей дочерью Толстого. Даже просто накормить всех обедом в будний день – это целая кампания, в которой задействованы многие (в том числе – повариха и горничная), и за всем нужен присмотр.
Отношения Алексея Николаевича и Натальи Васильевны неустойчивые, дети недовольны родителями, Мария Леонтьевна с тревогой следит за ними, и заботиться о «приемыше» некому. В конце концов Гаяна вышла замуж, чтобы уйти из дома Толстого, и вскоре умерла – то ли от болезни, то ли от последствий аборта.
Марьяна, старшая дочь Толстого, тоже вскоре покинет дом и выйдет замуж за комбрига Евгения Александровича Шиловского (первого мужа Елены Сергеевны Булгаковой). Таким образом, Шилов приобрел славу прототипа мужа Маргариты из романа Булгакова и одновременно – прототипа Рощина в последнем томе «Хождения по мукам».
Оба супруга благополучно переживут Великую Отечественную войну, у них родится дочь, Марианна, она станет доктором технических наук, профессором Московского института стали и сплавов и возглавит кафедру общей химии Московского авиационно-технологического института имени К.Э. Циолковского.
А пока роман Толстого с Людмилой Ильиничной Баршевой становится неизбежным. Она действительно была молода, всего 19 лет, но уже успела выйти замуж за писателя Николая Баршева – по воспоминаниям современников, «полного и добродушного» – и разочароваться в своем браке.
Федор Крандиевской[104] вспоминает: «Это маме пришла в голову идея предложить Людмиле Баршевой взять на себя обязанности секретаря. Людмила жила со своей матерью во дворе какого-то большого дома на Невском проспекте. Где-то служила. Она принадлежала не к поколению родителей, а к нашему поколению, была на тридцать лет моложе мамы. С детских лет она дружила с моей женой Мирой Радловой. Это была интеллигентная женщина, близкая литературе. Все считали эту кандидатуру очень удачной».
Толстой очень быстро стал проявлять к ней интерес, и она легко ответила на его чувства. Кажется, она некоторое время сомневалась, не вернуться ли к Баршеву, во всяком случае Алексей Николаевич писал ей: «Мика, вы хотите сломать себе крылья и биться в агонии. Когда столько сомнений, столько противоречий, – начинать ли жизнь с ним, – тогда можно только надеяться: – стерпится, слюбится. Но это разве то, на что вы достойны: умная, талантливая, веселая (это очень важно – веселая!). Веселая, значит протянутые руки к жизни, к свободе, к счастью. Мика, целую ваше веселое девичье сердце. Мика, я очень почтительно вас люблю. Я всегда буду сидеть позади вас в ложе, глядеть на вашу головку. Мика, клянусь вам, в вас я первый раз в моей жизни полюбил человека, это самое чудо на нашей зеленой, скандальной, прекрасной земле. Мика, пройдут годы, меня уже не будет, рядом с вами будет бэби, мое дитя от вас, – дочь, – из вашего тела, из вашей крови, и в сердце ее будет биться моя любовь к вам». И подписал письмо: «Ваш нареченный муж А. Толстой».