— Бог миловал. — Прохоров вдруг почувствовал себя как на ринге, когда противник сильнее и опытнее. Как ни старайся, все равно получишь по морде. Может, вообще они с Женей в разных весовых категориях? Красива, умна, при деньгах. Ночью не дала, а утром тащит завтрак в постель, это с бодуна-то! Хрен ее поймешь. Да и нечего ломать голову, свинтить сейчас с концами, и все, телок, что ли, мало?
Вот именно, телок, — он посмотрел, как Женя надевает джинсы, по-мужски, стоя на одной ноге, и понял, что никуда он свинчивать не станет, тем более что и дел особых нет. Заруба начнется только вечером, к матери сегодня не пускают, а у Рысика печени — обожраться. Вжикнув молнией, Серега застегнул рубаху и непроизвольно обнял Женю за плечи:
— Поехали.
— Будешь рулевым. — Уже на улице она скользнула взглядом по «грехе» и соболезнующе вздохнула. — Давай-ка лучше на моей, отсюда парком до стоянки два шага.
Было жарко, однако чувствовалось, что лету скоро хана и пышное природы увяданье уже не за горами. Начинали желтеть клены, расцветали астры на клумбах, и в воздухе висел птичий гомон — пернатые, даешь берег турецкий! Млели на травке любители загара, энтузиасты предавались волейболу, а вдоль дорожек выстроились новенькие лавочки с выжженным во всю длину посланием: «Дорогому электорату от депутата Ландышева». На свежедареных скамейках вяло занимались петтингом вмазавшиеся акселераты.
Стоянка была полупустой, дежурная — злой как собака, а дежурная собака — Голодной, как тамбовский волк.
— Давай, — сняв «семерку» с охраны, Женя бросила Сереге ключи и по-ленински махнула рукой, — действуй.
Сама она устроилась на пассажирском кресле и, вздохнув, откинула голову на высокую спинку:
— Заявляю авторитетно, «Амаретто» и коньяк вещи трудно совместимые.
Тормоз разговора не поддержал. Погрев двигатель, он плавно убрался со стоянки и, привыкая к «семаку», двинулся по направлению на юго-запад — медленно и печально.
— Давай к Петродворцу. — Женя вытащила из бардачка пакетик «резиновых» конфет и сунула в рот оранжевого лягушонка. — Будешь?
— Не-а, не хочется. — Тормоз включил поворотник, перестроился в левый ряд и, вырулив на Санкт-Петербургский шлях, начал ближе знакомиться с машиной. По сравнению с «трехой» она казалась «мерседесом». Двигатель работал мягко, глушитель не ревел, маятниковый рычаг не скрипел жалобно на поворотах — тоска собачья, скука.
Миновали разбитый на песке парк Ильича, оставили позади потускневшее великолепие Стрельцы и, не доезжая Петродворца, ушли направо, к Коттеджу. Когда-то здесь была резиденция Николая Первого, названная в честь его августейшей супруги Александрией. Благоухали розы, Руинный мост не представлял еще собой руины, а песок на Золотом пляже имел действительно золотистый оттенок. Время и коммунисты сделали свое дело. Теперь вместо цветников зеленеет осока, в прудах дают концерты лягушки, а парк одичал и отдан на растерзание огородникам — всюду облезлые парники, грядки с картошкой и заборы с надписью «Осторожно: злая собака». Спасибо еще, сам Коттедж восстановили, немецкие спонсоры прослезились и выдали денег на реставрацию.