— Схожу-ка я в закрома. — Он отнес грязную посуду на кухню и, сдвинув в сторону половичок, приподнял крышку подпола. — Сундучок-то мой крысы не сожрали?
Он спустился по скрипучим ступеням, зажег свет и, кряхтя, вытащил из тайника обитый железом короб, о содержимом которого ходили всевозможные легенды.
— Десяток из Госдумы на сундук мертвеца.
Отключив первый контур самоликвидатора, Снегирев открыл тяжелую крышку, набрал личный код на устройстве подрыва и принялся разбираться в своем добре. По существу, это был обычный спецназовский контейнер: оружие, снаряжение, экипировка, только все высшего качества, изготовленное на заказ, сугубо индивидуальное. И очень опасное. Наденет, например, кто-нибудь сдуру ботинки, сделает шаг и тут же останется без ног, — нехорошо брать чужое без спросу. Или взять хотя бы оружие — с виду ствол как ствол, а в чужих руках сразу превращается в гранату, стоит только спустить курок. Не зная броду, не суй х.. в воду.
— «А это был не мой, а это был не мой, — Снегирев открыл обычного вида кейс, вытащил коробочку, похожую на портсигар, и поглубже засунул ее в карман куртки, — а это был не мой чемоданчик…»
Пел он отвратительно, мерзким, скрипучим фальцетом. Так, теперь активизировать самоликвидатор, закрыть крышку, убрать контейнер в тайник. Когда он вылез из подполья на свет, Резников уже закончил мыть посуду и громко хохотал, глядя, как Трус, Бывалый и Балбес волокли в койку студентку, комсомолку и просто красавицу. Кавказскую пленницу, одним словом.
— Хороший фильм, — одобрил Снегирев и невесело усмехнулся, — любим народом. Говорят, именно поэтому его и показали перед президентскими выборами, предварительно снабдив двадцать пятым кадром с агиткой — «Голосуй или проиграешь». Делайте ваш выбор, господа. Храните деньги в сберегательной кассе.
Резников перестал смеяться и вырубил звук.
— Может, еще чайку?
— Да нет, спасибо, поеду. — Снегирев протянул Аналитику руку. — Кролик незабываем. Приятно было.
Волкодав на прощание тоже помахал ему хвостом.
Сентябрьский вечер был тих и приятен. В небе повисли низкие звезды, ветерок шелестел пожелтевшей листвой, и астры у входа в «Занзибар» трепетно дрожали лепестками. Только очарование вечера почтеннейшей публике было по барабану. Из-за дверей заведения, перекрывая звуки музыки, раздавались крики, смех и пронзительное улюлюканье, — уже неделю в «Занзибаре» протирали подиум самые лихие красавицы и бились самые могучие самцы.
Блистали бедра и плечи, трещали ребра и ключицы, публика вставала на уши и громким матом кричала «браво».