Я не стал рассказывать приятелям, что враги заодно обирают трупы и добивают наших раненых. Хватит с них на сегодня: они и так успели насмотреться на разбитые головы и вываленные кишки.
— Вот что, — решил я. — Нам нужно отойти отсюда подальше: наверняка нихельцы пустят конный дозор вдоль оврага. А ночью начнём искать своих. Пока светло, — нас в поле издалека видно, как трезвого на свадьбе, так что не будем высовываться.
Мы зашагали всё дальше и дальше от места сражения. Ближе к вечеру овраг закончился, и мы оказались перед степной ленивой речушкой, несущей мутные воды. За день мы упрели под безжалостным летним солнцем в своих кожаных доспехах, как куры, обмазанные глиной под углями, и поэтому полезли в воду как есть, не раздеваясь, блаженствуя и плеская в лицо пригоршни влажной теплоты, пахнущей тиной. От нас расплывались пятна чужой крови.
Наполнили фляги и пошли вверх по течению, чтобы отдалиться от противника. Мы тогда были совсем наивные и не думали, что грязные ручейки, сбегавшие с нас, и мокрые следы отмечают наш путь не хуже колышков. Тут и великим следопытом быть не нужно, чтобы прочесть все наши намерения, как по бумаге.
Вечером мы отлежались, а ночью потопали назад к своим, через степь. Заблудиться мы, конечно, не могли: нужно выбрать себе в небе звезду и потом, в пути, следить, чтобы она оставалась «на том же месте», где и светила тебе изначально. Тогда ты пройдёшь прямо, как по натянутой нитке, и не ошибёшься. Это не проблема, а вот наши животы принялись урчать. Я начал отчаиваться: мы не можем шагать два дня (или сколько там нам суждено?) без еды по бескрайним полям: тут нет грибов, а у нас нет луков для стрельбы по птицам и по зверушкам, да и не умеем мы стрелять. Траву нам жрать, что ли, как коровам? Я уже был готов и в плен сдаться, да только кому ж тут сдаваться-то???
Ветераны успели нас научить сосать в пути стебелёк моровки: она притупляет ощущения голода, жажды и окружающей действительности. Но еду она не заменит: ты прошагаешь лишние сутки, а потом всё равно упадёшь замертво. Обманутый желудок после моровки возмущается зверским голодом — быка, кажется, готов съесть, вместе с рогами и копытами.
И вот, когда я уже стал готов от отчаяния предложить повернуть направо и идти искать нихельцев, послышался далёкий топот копыт: они сами шли на нас. Мы залегли: я увидел пять всадников — обычный дальний дозор.
— Малёк, — прошептал я. — Как думаешь, справимся?
— С копьями-то? Да запросто!
— Ермин! Готовься. Только вперёд не лезь — издалека маячь.
Мы с Мальком, оставив щиты за спинами, выплюнули горькие стебельки моровки, разулись, встали в полный рост, взяли копья двумя руками, как шесты, — и пошли навстречу врагам. Да, вот так и пошли, не имея никакого опыта убийства человека, а имея только очерствевшие, озлобленные души с притупленными травяным ядом чувствами.