— Мама! Мамочка! Как больно!.. А-а-а-а-а!
К нему подбежал десятник, ухватил грубо и, не обращая внимания на крики, сорвал со стрелы наконечник, а потом вторым движением резко вырвал её из тела:
— Давай ползи вниз! Вниз!
Но парень совсем сомлел и, закрыв глаза, отвалился на пол. К нему бросился один из наших и принялся сноровисто рвать раненому рубаху и делать перевязку. На него десятник даже ни разу не гавкнул, видимо, понимая, что ничего более полезного мы всё равно сделать не в силах.
Бум! Первый удар по городским воротам. Я ощутил дрожь стен, пробежавшую сквозь моё тело через пятки.
Бум!!! Второй удар оказался куда как сильнее, и мне показалось, что наш парапет-арка покачнулся — я невольно ухватился за стену, как будто это спасло бы при её обвале. В сердце ёкнуло — это конец?!! Но нет, ворота удержались.
Бум! Бум! Бум! Мы стали привыкать к однообразию: к дрожи стены, к стуку. Но ничего поделать не могли…
— Да ни хрена мы не сделаем! — в отчаянии выкрикнул кто-то из соседнего десятка. — Тут «негасимый огонь» нужен! А эти камни — да бесполезно!
Крикун сел на задницу, задрав в небо безумные глаза.
— Что ты сказал, плесень?! — к нему подбежал десятник и пнул с разбега. — Встать! Живо, я сказал! Камень взял, недоносок!
Тот повернул на него свои невидящие глаза, но вдруг вскочил, схватил меч, прислонённый к зубцу (десятник шарахнулся в сторону, выхватил свой) и сиганул вниз через бойницу. Я, словно подброшенный, тоже встал и одним глазком глянул за стену. Сумасбродный герой скатился с крыши «сарая» на землю, проворно вскочил и побежал к нему в тыл, намереваясь ворваться сзади и порубать стенобойцев. Но через несколько шагов его унизали стрелами, как подушечку для булавок (я у матери такие видел). Он, уже упавший, меч не выронил и попытался проползти на боку дальше, но затих, обессиленный.
Бум! Бум! Бум!
Мы бы с ума все сошли, точно говорю. Но нихельский штурм начал затухать, обессиленный: враги не имели пока достаточных подкреплений. Наши лучники стали пускать стрелы с горящей паклей, и щиты на подпорах задымились. Нихельские командиры закаркали команды, и стенобитное орудие принялись срочно оттаскивать: их пехотинцы похватали закрепленные за «сараем» пеньковые верёвки с петлями на конце, продевали эти петли себе на грудь и, словно заправские бурлаки, под ритмичные крики, склонившись чуть ли не до земли, потащили колымагу прочь, в свой тыл. Прорезь для биты тут же захлопнули железными шторами, лишив нас удовольствия пустить внутрь несколько горящих стрел-подарков.
Я не мог не заметить, что даже отступление нихельцев шло строго по планам, без лишних потерь. Их пехотинцы сделали «стену щитов», прикрывая «бурлаков», а нам оставалось только плеваться вдогонку уходящей колымаге, несущей «сарай» со стенобитным орудием.