Ему, знающему местность, не составит труда обогнать нашу тяжело груженую колымагу по короткому пути.
Солнышко поняла всё это гораздо раньше нас:
— Нет, не могла она так сделать!
Мы оглянулись на неё:
— Да откуда ж ты знаешь? Сама, что ли, рассказала про нас кому?!
— Ничего никому не говорила. Но только она так не могла — это я точно знаю! — девушка упрямо мотнула головой, отбрасывая все наши доводы.
— А кто ж тогда сказал?! — вскричал Малёк.
— Не знаю. Но не она — точно.
Так как спор стал совершенно пустым и бесполезным, я махнул рукой, обрывая горячую перепалку:
— Кончай базар. Какая теперь разница, кто нас выдал? Мы же мстить назад возвращаться не будем. Нам теперь главное, чтобы про нас слухи не пошли, что мы такие шибко шустрые. И нам совсем не нужно, чтобы после каждой нашей ночёвки возле деревни оставался штабель изрубленных покойников…
Так мы точно далеко не уедем! Это понятно?
Мой горячий, храбрый друг, похоже, в этом никакой проблемы не видел, но, глянув на меня и запнувшись, решил тему про мертвецов больше не продолжать.
Настроение у меня в тот день сложилось препоганое. Мы, получается, врагов убили не намного больше, чем подданных нашего короля. Странная у нас какая-то война получается… А ведь для того, чтобы это казённое золото довезти, нам ещё ехать и ехать. Сколько ж ещё нам тогда придётся прикончить своих же!
Когда я стал взрослее и умнее, то понял, что все войны в разных странах идут удивительно похожими. В разбойники идут и дезертиры, и разорённые, отчаявшиеся люди, и всякая шушера, быстро соображающая, что ограбить беззащитных беженцев — самое милое дело, очень выгодное. Мы, похоже, нарвались как раз на такую категорию умников, вылавливающих лёгкие жертвы, бегущие из поверженного Гренплеса в ближайшие деревни, в поисках пропитания. Ухват нам успел пожаловаться, что цены на продукты после сдачи города стали грабительскими, а ремесла захирели: трудно стало кормиться, оплачиваемой работы почти не осталось.
Солнышко тоже в тот день ехала невесёлая, потухшая, с потемневшими глазами усталой женщины. Она увидела вблизи такое, чего ей раньше никогда не случалось: большую, яростную резню, в которой думают только о том, чтобы убить противника — иначе умрёшь сам. Если бы она раньше жутких ран не видела, то могла и в обморок хлопнуться, как это у девиц принято.
От грубой хватки на её предплечье быстро проявились багрово-синие пятна — на них смотреть казалось больно и досадно. Какие-то мерзавцы лапали её хуже, чем полковую девку, а мы не успели их вовремя уничтожить! Эх!