Для слабого душой, не получившего поддержки от товарищей, такой аргумент показался достаточным, и он опрометью бросился вон — только палаточный полог взметнулся. Он, конечно, потом перед подельниками станет оправдываться, что хотел как лучше, — хотел, чтобы им поскорее оказали докторскую помощь…
— Сука! — прошипел пахан, вырвав, наконец, свой стилет. — Ну, не жить тебе!
Второй покалеченный только промычал, но глянул не менее яростно.
Я подобрал выроненный нож, показательно сломал руками фуфловое лезвие, швырнул обломки наземь. Потом отобрал у пахана окровавленный стилет, благо тот не мог достойно сопротивляться, и швырнул его к изголовью своего отвоёванного ложа:
— Мы тут все в одной лодке. Разница только в том, что меня назначили рулевым по КОНТРАКТУ, а вас — нет. Вы поняли, да? — если со мной что-то случится в мирное время, то первый спрос будет с вас, придурков. Вы сюда зачем пришли? — заработать бабла или убежать от петли? Так вот: за убийство десятника вас, идиотов, вздёрнут так же, как обычных карманных воров. И если я в мирное время совершенно случайно умру хотя бы даже своей смертью — первый спрос будет с вас. И допрашивать вас будет не городской суд, а военный трибунал, который сам себе не простит, если кого-то не отправит на каторгу, — хотя бы. Вы что, не знали?
— А если в бою погибнешь? Дело обычное… — злобно прошипел второй, прижимая правую руку к груди.
— А если я погибну в бою, — ответил я им весело, — то и вы, идиоты, потом долго жить не будете. Вы хотя бы представляете, что такое — настоящий бой? Бывали хоть в одном? — вижу, что нет. Вот и молитесь, чтобы вас из армии списали по причине слабого здоровья…
Забегая вперёд, скажу, что пришедший с «шестёркой» медик не стал раздувать ситуацию до полкового уровня. Он наложил лубок «второму», сделал плотную повязку пахану и отбыл восвояси. Таким образом, из моего неполного десятка двое сразу выбыли из строя, поскольку их правые руки висели на перевязи. У пахана началось гнойное воспаление, и ему в итоге кисть руки просто оттяпали, а самого списали из армии подчистую. У «второго» перелом худо-бедно сросся, и он кое-как мог махать мечом — его оставили в строю. Под мою ответсвенность.
Свою первую ночь в палатке я не спал: сказывалось возбуждение драки, несправедливость судьбы и размышления, как я дошёл до такого печального положения. Я отправился в другую страну, чтобы получить королевское прощение, а оказался втянут на службу в иностранную армию, чем ухудшил своё и так незавидное положение. Как так получилось? — я пытался мысленно дать объяснение и Лебедю, и Его Величеству. Каждый раз получалось что-то жалкое и бледное.