У старшины сверкали зубы и глаза, маленькая рука заботливо гладила шкурки зверьков сверху вниз.
— Что это?
Пастиков сломил ветку, смял ее в руках, улыбался уголками губ и прищуренными глазами. Алжибай не терял из виду ни одного его движения. Они молчали, но в молчании этом было нечто похожее на разговор. Старшина перевертывал связку. Приглаженные шкурки тихо хробостели, поблескивали, лоснились, соблазняли. У Пастикова кипело внутри, но, преодолев готовую вырваться злобу, он решил выждать. Не вытерпел Алжибай. Хмурясь и принужденно улыбаясь, он спросил:
— Хорош, труг?
— Добрая пушнина, — подтвердил Пастиков. — Надо продавать.
Алжибай поймал рукой мимо пролетевшего жука и заулыбался.
— Продавать не хочу. Твой баба подарок принес. Ох, ворот хороший будет, шапка хороший будет. А ты уходи, не тронь Шайтан-поле… Не пугай зверей. Другой место лучше есть. Вон той горам большой поле есть. Три дня езды — и там…
Алжибай говорил, закрыв глаза, поэтому он не видел улыбки Пастикова, исказившей его круглое нестареющее лицо. Старшина долго хвалил новое место.
— Пушнину я возьму, — ответил Пастиков. — Сдам ее в кооперацию.
Алжибай не понял его и долго смотрел в одну точку.
— Пошто худо говоришь… Мой любит советска власть. А подарка тебе я давал. Наш народ просит тебя.
Пастиков встал с сырого пня и отряхнул с шаровар красных муравьев. Под его взглядом старшина поежился, захлопал глазами.
— Ты знаешь, какие русские скрываются под Чуйским белогорьем? — Неожиданный вопрос смутил старшину. Он мотнул головой.
— Знаю, там рыба ловит старик одна. Там, — указал он на юго-восток, — маленько живет какой-то чужой люди. Орехи добывай. Я не знай.
— А рыбинский купец Глазков где живет? — не отступал Пастиков. — Где живут рыбинские бандиты, восемнадцать человек?
— Не знай, — качал головой старшина. — Тут не бывал такой.
— Ну вот… говоришь друг, а сказать правду не желаешь. — Притворство Пастикова было неудачным. Алжибай засопел и поднялся. Шкурки он хотел положить обратно в сумку, но раздумал и подал их Пастикову.
— Возьми… Это подарка собетска власть. Скажи там: камасинский народ уйдет другой земля. Пусть не надо трогать камасинский народ.
— Мы не думаем его трогать.
Пастиков взял пушнину и пошел к стану. Алжибай направился к улусу. Старшина был доволен, что от него приняли первую взятку. Шагая вразвалку по зеленому берегу, он причмокивал губами, глядя на убегающие волны.
Стефания и Самоха готовили завтрак — варили уху, Додышев и молодые камасинцы чистили ружья.
В палатке над чем-то возился Семен Петрович.
Пастиков бросил соболей на подостланные травянники и рассмеялся.