Первыми в этом убедились Самоха и Севрунов. На десятый день разведчики перегородили вехами узкое место поля. Около самой опушки тайги Самоха потащил за собой зверовода в замаскированную травой яму. Попавши по пояс в холодную воду, он громко загоготал и толкнул навалившегося на его плечи соседа.
— Слазь, Андреич, а то затонем к чертовой бабушке.
К ним на выручку подбежали остальные… В десяти метрах Пастиков обнаружил вторую яму длиной в три метра.
— Да ведь это лосевые ловушки! — удивился он.
— Это справедливо, как то, что у меня на брюхе пуп, — подтвердил отряхивающийся Самоха. — Я сам, братцы, прежде такие копал… А вот и гребешки, где поскотина обвалилась. Вот тебе «Катерина давал земля».
Он пробороздил хлюпающим броднем по траве и шепотом предупредил присутствующих:
— Глянь-ко… ребятушки-и!
Взгляды всех направились к озеру, где, облитое лучами заходящего солнца, подвигалось к водопою большое стадо маралов. Огромные вожаки сторожко и гордо несли головы и еще не отрощенные рога, атрибут достоинства и силы. Маралы тянули ноздрями воздух, напитавшийся дымом. Посредине стада бережно шагали не отлинявшие самки с желтыми сосунами, а позади малосильные самцы и подрастающий молодняк.
— А вилы-то какие растут! — восхищался рогами Самоха. — В другой деревне коров столько не было.
Заслышав людей, передовой марал выкинул вверх рога и пошел легкой иноходью.
— Эх ты, богова скотинка!
Самоха захлопал просмоленными рукавицами и вытянулся на носках, точно не желая упустить неповторимую минуту. Рассыпая четкую дробь, табун как тень исчез в степи…
Поигрывая топором, Пастиков первый пошел к стану. В сумерках тягуче и нудно зажужжала комариная музыка. На позеленелый луг выпала роса, а в тайге еще звенели последние отгулы весенних вод, вторя глухариным свадьбам.
Обувь разведчиков отсвечивала черным лаком. Позади всех шагал пошатывающийся Семен Петрович, а за ним, как священную хоругвь, несли камасинцы теодолит.
— Когда едешь? — спросила Пастикова Стефания.
— Катнул был в ночь, но где материал.
Пастиков хмурил мохнатые брови и по этому признаку не трудно было понять, что он сердится на Семена Петровича, не давшего до сих пор приблизительных расчетов площади, хотя это и требовалось только для формальности.
— Севрунов и я приготовили, а на этого ты можешь нажать, — ответила она. — Да, ты не забудь там и эти разговоры о банде. Ну, районную милицию, что ли, извести…
Но Пастиков, мало знакомый с преждевременным страхом, думал о другом. Неожиданно для Стефании и других он обрушил свой гнев на Пушнотрест и на весь краевой аппарат.