— Севрунов, Александр Андреевич, — сказал чернобородый, поправляя очки, — а сосед — Сонкин Семен Петрович.
Семен Петрович шевельнул тонкими губами и гордо закинул голову. И тут же все заметили его женский подбородок, делающий лицо мужчины злым.
— Все как-то деется у вас с налету, — заскрипела Иовна. — Собрался ехать, а не знай, в чем отправлять парня… Што-ись подштанниками хоть рыбу лови.
— Не в этом дело, мать, — законфузился Пастиков.
Иовна подняла уплывшие в глубь орбит глаза и понесла к столу рыжий самовар. Мужчины вышли умыться, а старуха дивилась ловкости Стефании, с которою та вскрывала консервные банки.
— Ну и могутная ты, девка, — не утерпела старуха, когда приезжая села к столу.
— Да ничего, мать, не выболела пока.
— Видать, детей не вытравляла? — заключила Иовна.
— Нет, два аборта сделала, а теперь рожаю… Сына трех лет оставила дома с матерью.
Стефания говорила отрывисто и совершенно не замечала, что ее слова действуют на старуху, как холодная вода зимой. Усомнившись в правильности своего восприятия, старуха щупала морщинистый лоб.
— А у нас ныне все бабенки выкидывают и бегают по больницам, оттого и поджарые, как собаки.
— Я не люблю лечиться, да и некогда… Садитесь, бабушка.
— Мы успеем… Чаюйте, вы с дороги.
— Всем хватит… Сына-то почему не женила? — Стефания вывалила из мешка сушки, которыми загородила половину стола.
— Лешак его женит, скоропостижного, — отмахнулась старуха.
Ужинали с большим аппетитом. Севрунов и Стефания расспрашивали Пастикова и Додышева о предстоящей поездке. И только Семен Петрович молча жевал и часто поправлял черные усики. Получалось как-то само собой, что его не замечали.
— Сетки-то не забудьте, — советовала Иовна. — Там гнусу, упаси бог.
Уже прогорланил в сенях петух. Из-за широкой реки Сыгырды поплыла розовая полоса наступающего утра. Разведчики поместились на полу, все вряд.
— Ложись на мою кровать, — предложил Пастиков Стефании.
— Глупости!
Женщина свернулась в углу и надернула сверху резиновый плащ.
— Спокойной ночи, товарищи, — позевнула она.
С реки доносилась воркотливая хлюпь волн и крики встревоженных гусей. Недремлющая весна колобродила в своем первородном буйстве. И может быть, оттого и сон разведчиков окутывался вечными человеческими тревогами. Недаром Иовна зажгла в своей кути коптилку и принялась снаряжать сына в неведомую дорогу. Ворочался, хрустя подостланной осокой, Семен Петрович и неровно всхрапывал Додышев, которого толкала в бок Стефания.
* * *
В это утро теплый ветер погнал сизые клочья тумана от синеющих Саянских предгорий. Впервые в эту весну солнце печатало бронзой лица людей, румянило только что выскочившую зелень и выжимало из рыхлой землян голубоватый пар.