— Вон, видишь, какая оказия деется.
Зверовод побледнел, заметив желтую тушку, валявшуюся в примятой траве. Это был выкидыш.
— Вот свинство! — с горечью вырвалось у подошедшей Стефании.
— Это неизбежно, — спокойно ответил Севрунов. — Нынешний приплод пропал так или иначе…
Зверовод хотел сказать еще что-то, но его голос заглушил густой, необычный в здешних местах рокот со стороны шоссе. Самоха оглянулся первый. За ним подняли комолые головы маралы. Из улуса загремел разноголосый собачий лай и людской переполох. Расположившиеся было на обед рыбаки, бондари и плотники облепили верхние бревна поскотины стаей пестрых птиц.
— Машина! — захлопала в ладошки Стефания.
— И трактор! — отозвался ей прерывающийся голос Пастикова.
Он побежал навстречу, широко размахивая руками и почти совсем не хромая.
Поблескивая, как лакированные сапоги, машины прыгали по яминам и остановились перед людской стеной, не доехав до берега. Поле заливалось радужным светом солнца. Пропыленные и обожженные зноем приезжие улыбались взметнувшейся толпе таежников.
— А-а-а-а-а! — гремело по просторам.
На ходу оправляя юбку, Анна шатко направилась к Пастикову. И чувствовала она, что эти крики отделяют от земли и не дают устойчивости, а на лице несла скрытую озабоченность. Она сунула в руку мужа письмо и тихо сказала:
— Делов тут много, только дома прочитай.
* * *
Шайтан-поле и озеро затянулись туманами, как в тот первый день, когда здесь застучали шаги разведчиков. Тишина ночи нарушалась только переплеском волн и возней беспокойных собак. Где-то из отдаленного угла поскотины сонливо сторожили окружность желто-серые глаза пленных маральих вожаков. И вот в этот дремотный час, когда не спали только сторожа, Анна, обогнув горячей рукой шею Пастикова и дыша в его лицо, воркующе шептала:
— …И товарищ Федотов стучит кулаками по столу… В тот же день и телеграмму отправил в край… Да не вздыхай так… Поедешь сам, все наладится. Весь район жалеет тебя.
Пастиков скрипел зубами, и Анна с особенной болью чувствовала под рукой его токающее сердце.
— Нет, ты не путай! — он подернулся, как от прикосновения электрического тока. — Как, я говорю, они смели, когда бюро крайкома разрешило вопрос о комбинате!.. Да это же невиданное вредительство! Ликвидировать здесь совхоз… Кто выдумал эту чушь!
Мысли и слова директора относились не к ней. В то же время, боясь бессонницы и одиночества, он не мог уйти от Анны. Больше того он невольно сознавал, что в эти часы только она одна по-настоящему и может дать разрядку тяжелому чувству.
— И забудь про это, — настаивала она. — Ну засни хоть на часок. Тебе мало было обо мне заботы, а тут вся душенька выболела… Помнишь, когда ты в канаве лежал после рыбинского боя, ведь я тогда смотрела на тебя в окно и перетащила тебя в сарай, Петя.