Как позже выяснилось, дальномер на нем оказался разбит еще в самом начале, а выцеливать под таким убийственным огнем не получалось. Вскоре кормовое орудие уже не стреляло. На юте начался пожар. На двадцать шестой минуте боя он сильно запарил и покатился вправо, явно потеряв управление, и вскоре вылетел на камни.
На пароходы просигналили, чтобы они его добивали, а «Амур» в течение следующего получаса прикончил и «Кагава-мару». Когда тот потерял ход и всю артиллерию, ему предложили спустить флаг и сдаться, но в ответ захлопали выстрелы последней, еще не разбитой, малокалиберной пушки. В неподвижный пароход выпустили торпеду, угодившую под корму, после чего он быстро пошел ко дну. Из воды подобрали всех уцелевших, но капитана второго ранга Йонаги, командовавшего крейсером, среди них не было.
Как позже выяснилось из опроса пленных, японцы вели себя столь беспечно из-за полученного сообщения от своих миноносцев, в котором говорилось, что в ходе их атак, продолжавшихся две ночи подряд, все крупные русские корабли в проливе Цугару и окрестностях уничтожены.
Это косвенно подтвердилось и самими потопленными вспомогательными крейсерами, не обнаружившими броненосцев на их стоянке. Зато там плавали какие-то обломки и суетилось много небольших судов, как они решили, вытаскивавших из воды уцелевших. Эта же уверенность подвела японцев и у порта Томакомай.
Когда утром 25 сентября Энквисту, всю ночь проведшему на мостике «Нахимова», сообщили с берега, что Муроран снова был атакован, он трижды перекрестился со словами: «Слава тебе, Господи! Отвел беду!» Но день еще только начинался, и у японцев были на него свои планы.
С океана гнало туман, разрываемый иногда порывами промозглого ветра. Из-за этого дальность видимости не превышала двадцать – двадцать пять кабельтовых, а временами мгла закрывала вообще все вокруг. Ремонт механизмов, продолжавшийся и ночью, был уже почти закончен. В кочегарках готовились разводить пары, когда все, кто был на палубе, вдруг почувствовали запах угольной гари.
Находившийся в этот момент в ходовой рубке штурман крейсера лейтенант Клочковский оказался единственным офицером на верхней палубе. Все остальные были в низах, занимаясь исправлением повреждений либо налаживая связь с гарнизоном. Он потребовал тишины на палубе, и скоро стали слышны далекие отрывистые команды по-японски, доносившиеся со стороны моря.
На видневшийся слева по борту берег для предупреждения о появлении противника немедленно отправили стоявшую под выстрелом шлюпку с группой сигнальщиков, так как закончить телефонную линию для связи со штабом гарнизона, судя по всему, уже не успевали. Крейсер тем временем приготовился к бою. Но, чтобы иметь возможность дать даже самый малый ход, нужно было ждать еще больше часа.