Я постаралась занять противоположный угол как можно дальше от него. Босые ноги совершенно окоченели от прогулки по камням и заснеженному крыльцу. Я попробовала хоть как-то прикрыть их своим жалким рубищем, но под тяжелым взглядом дознавателя прекратила бесплодные попытки.
«Ничего, скоро согреюсь», - мелькнуло в голове. Мысль эта показалась мне настолько дикой, что я не удержалась от улыбки.
- Не вижу в вас раскаяния, Фаринта, - проговорил дознаватель, скривившись в презрительной гримасе.
*
На ратушной площади все было готово к казни. В воскресный день посмотреть на сжигание Черной вдовы и злокозненной магички собралась приличная толпа, и законникам пришлось немало потрудиться, прежде чем удалось расчистить проход к помосту и сложенному рядом костру. Я плелась позади дознавателя, и вслед мне летели гневные выкрики. Нашлись и желающие поупражняться в метании камней и тухлых овощей, но до меня долетело едва ли пара клубней. Зато когда тухлое яйцо от особо меткого горожанина приземлилось аккурат под ногами законника, обдав его начищенные сапоги тучей вонючих брызг, охрана тут же угомонила особенно буйных зевак, и остальные предпочли ограничиться сквернословием.
Дознаватель занял место на помосте. Палач, который ожидал меня рядом с костром, помог мне подняться. Так же, как и все остальные, кто знал о приговоре, он старался как можно меньше прикасаться к моему телу, не скрытому рубищем. Я забралась столь высоко, что оказалась на сложенных поленьях практически вровень с помостом. Поверх выплеснувшегося на площадь моря людских голов я видела каменную ратушу, во все стороны от которой расходились неширокие улочки.
За годы, проведенные в городе, я хорошо изучила каждый проулок. Невдалеке виднелась крыша аптеки, где я работала после окончания обучения, рядом стоял дом, выкупленный мною на деньги Ридберга. Чуть поодаль торчали голые кроны деревьев городского парка, где Эдвин впервые признался мне в любви. А познакомились мы с ним в кофейне напротив ратуши. Я и сейчас видела, как ветер раскачивал ее деревянную вывеску.
Дознаватель что-то говорил, люди поворачивались друг к другу, перешептывались, напоминая о рокоте моря, его темных беспокойных водах.
А я смотрела только вперед, не отрывая взгляда слезящихся глаз от поднимавшегося над черепичными крышами солнца. День был ясным, и зимнее небо, прозрачно-голубое, расчерчивали тонкие вертикальные полосы дыма, поднимавшегося из многочисленных труб. Картина эта казалась мне безмятежно прекрасной, и от открывавшегося передо мной вида щемило сердце.