Я прикрыла глаза, растворяясь в воспоминаниях, стараясь хотя бы мысленно на мгновение погрузиться в то состояние расслабленного покоя, которое испытывала тогда. Я бы многое отдала, чтобы вновь оказаться за покрытым белоснежной скатертью столом. Получить от хозяйки из рук в руки кружку горячего ароматного чая, чуть пахнущего пряностями, которые она сама же и добавляла перед тем, как передать напиток гостье. Я любила смотреть, как ловкие пальцы женщины скатывают щепотку разноцветной смеси в тугой шарик и аккуратно отпускают над горячим, исходящим паром чаем. Старинный ритуал завораживал, и, наблюдая, как специи, не успев рассыпаться, погружаются в кружку, я забывала о той неясной, глубинной неприязни, которую вызывала у меня циндрийская кухня.
Едва заметно светящийся шарик специй входил в воду мягко, почти без всплеска, и по воде разбегались тонкие круги, один за другим, один за другим… Я следила за их движением почти неотрывно.
Тонкие лепестки, семена, растертые цветки и листья покачивались в глубине, их легкое красноватое свечение прорывалось сквозь толщу воды, постепенно угасая. Кажется, совсем недавно я наделила циндрийские пряности свойством вспыхивать, соприкасаясь с ядами, но та магия, которую я наблюдала сейчас, была совершенно иной.
Я потянулась к чашке. Пальцы пробежались по шершавым горячим бокам, ощупали ровные края, но так и не нашли привычной ручки. Приглядевшись, я поняла, что вовсе не обыкновенная привычная чашка стояла сейчас передо мной на белой скатерти, а странный сосуд, глубокий, тяжелый, с внешней стороны покрытый голубоватой глазурью, а изнутри темневший насыщенной краснотой обожженной глины.
Присутствие мужчины за моей спиной было почти неощутимо до тех пор, пока он не наклонился к моему плечу. Его дыхание обожгло кожу. Тихий шепот раздался у самого уха:
- Нужно обхватить чинай двумя руками, моя лилия.
Мгновение я медлила. Хотелось оттолкнуть прижимавшегося ко мне сзади мужчину, но я не могла шевельнуться. Сил хватало лишь на то чтобы как можно дольше не поддаваться чарующему низкому голосу, обещавшему за подчинение блаженное забытье и беспамятство.
Не дождавшись реакции, он обхватил ладонями мои дрожащие пальцы и прижал к странной чашке, которую называл чинаем. Жар, исходящий от мужчины, обжигал сильнее глиняных боков. Кожа под сильными пальцами горела.
- Попробуй, я уверен, тебе понравится.
Он помог мне поднести чашку ко рту, а потом убрал руки, позволяя самой удерживать чинай. Туман, застилавший разум, словно бы несколько прояснился. Вспомнив о магии, пропитавшей растворенные в чае специи, я сделала маленький осторожный глоток. Напиток прокатился по горлу жидким огнем. Я закашлялась.