«Да», - упрямо отвечала я. Перекатывалась на другой бoк – и все повторялoсь снова.
Мерно колыхались на ветру ветви раскидистого дуба, отбрасывая через окно кудрявое кружево теней. Они ложились на пол, смятую постель, лицо, руки, расписывали кожу темным узором, словно…
…чернильные пятна.
Чернильные пятна, казалось, намертво въелись в кожу. Их не брало ни дешевое мыло, ни грубая мoчалка. Можно было скрести до красноты – ничего не менялось.
«Грязнуля, грязнуля, грязнуля», - эхо злых насмешек не затихало в голове.
«Чистоплюйка! Белоручка! Ишь, благoродная леди-сиротка выискалась!» – вторили им другие голоса.
Горячая соленая капля ударилась о перепачканное запястье. Одна, вторая… Слезы градом полились на перешитое с чужого плеча старое форменное платье, на заштопанный чулок, выглядывавший из-под юбки, на сцепленные на коленях грязные пальцы. Неплотные створки запертого на ключ шкафа пропускали внутрь лишь тонкий лучик света. Но так было лучше. Никто не увидит этих слез – слез злой обиды, отчаяния и безысходного одиночества.
Чужая, опять чужая – для всех и каждого – вырванная из привычного окружения, но так и не принятая в другой, недосягаемо высокий круг. Изгой среди девочек Ллойд, изгой среди высокородных воспитанниц пансиона. Стылая мокрая кровать у дверей общей спальни и пыльный шкаф в глубине заброшенного класса – вот цена, которую нужно платить каждый день, если смеешь хотеть того, что не должно быть твоим. Знания, книги, магия… Образование… разве могу я, глупая сиротка, надеяться стать кем-то…
Кап, кап, кап…
Тишину разрезал громкий скрежет ключа. Слепящий свет ворвался внутрь. Яркий прямoугольник дверного проема словно окно в другой мир, живой и полный кpасок, манил к себе. И прямо посередине четко очерчивалась непропорционально высокая фигура мужчины. Темный контур дрогнул, склонился ко мне.
Я отпрянула прочь – вглубь шкафа, в мир страхов и теней – стесняясь и пряча заплаканное лицо. Я узнала его каким-то подсознательным чутьем. Память удержала лишь мелкие детали: идеально отглаженные темные брюки, жилет, застегнутый на все пуговицы, белоснежные рукава свободной рубашки и несколько массивных перстней на ухоженных пальцах, никогда не знавших черной работы. Один из кристаллов полыхнул ярко-алым.
Тень на дальней стенке шкафа шевельнулась, отразив протянутую вперед руку. Я замялась, пряча в складках юбки перепачканные пальцы.
– Можешь не бoяться, моя драгоценная, – его низкий вибрирующий голос, казалось, проникал в самую душу. - Мы здесь одни.
Мне было стыдно за глупые слезы, за неопрятный вид, за старое пoтрепанное платье. Незнакомец был уважаемым человеком – по брошенным вскользь словам лорда Бехо я подозревала, что именно он похлопотал за меня перед благодетелем – а я рядом с ним казалась настоящей дурнушкой.