Вот и Любка так, вечно тонула в мелочах. Как будто цель нашего существования – решить все мелкие бытовые проблемы. Всегда они говорили между собой о какой-то ерунде. Детали, мелочи… Верка все в подробностях знает про Любину болезнь – как будто болезнь важнее смерти.
Теперь по программе должен начаться задушевный разговор. Однако с годами потребность выговориться и особенно способность выслушивать у меня сильно поубавились. Тем более с Веркой. Раньше, если мы встречались по двое, то обычно пользовались случаем и перемывали косточки отсутствующей третьей. И эти перемытые косточки так долго варились на маленьком огне взаимного раздражения, мелких обид, тесных родственных склок… Крепкий получился навар.
Но что можно сказать о человеке, так окончательно отсутствующем? Не могу же я сказать Вере, что всякое общение с Любкой, даже после ее смерти, уводит назад, в убожество нашей юности. Что она была прекраснодушной растяпой, неизвестно зачем для всех выкладывалась. На свою жизнь у нее времени не хватало – и чем кончилось? Она первая не уследила, не справилась, допустила смерть в наш круг.
Дружба у нас началась лет сто назад. Весной, перед экзаменами, мы пошли в парк гулять втроем. И встретили цыганку. А потом ели мороженое в кафе.
– Вера, ты нашу цыганку помнишь?
– Прекрасно помню! У меня тогда пропало только два рубля, а заначка была припрятана, потому что я никогда не кладу все наличные в сумочку. У меня до сих пор эта привычка сохранилась, это очень разумная привычка. Иначе что бы мы тогда делали? А так даже хватило пригласить вас, девочки, в кафе-мороженое. Помнишь?
Не только помню, а вижу и вкус чувствую: кафе, павильончик с дачными белыми решетками. Ядовито-зеленый мятный сироп растекается по трем аккуратным шарикам сливочного мороженого в ледяной, запотевшей металлической вазочке. Попросили у официантки три ложечки, но она только рявкнула, и мы едим одной по очереди… Солнце светит прямо на наш стол, солнце еще нежаркое, а листва уже появилась, но еще слабо-зеленая. Не такая яркая, как сироп, который, конечно, чистая химия. Но зато как вкусно!
Мне вообще тогда казалось, что ничего лучшего в нашей жизни не предстоит. Не в том смысле, что кафе-мороженое было таким уж роскошным, а в том, что мы от жизни ничего особенного не ожидали. Такое было наше поколение, такие времена. Жизнь перед нами была разграфленной бумажкой, все заведомо известно, все предсказуемо…
А ведь все оказалось непредсказуемо. Например: вот Вера – хорошо сохранившаяся дама со следами былой красоты. Хотя сохранять ей было совершенно нечего, я-то знаю. Красота у Веры благоприобретенная. Новодел. В молодости она была брюнеткой и постоянно зубами маялась. А теперь – платиновая блондинка, зубы белоснежные. Такая в ней появилась дорогостоящая шелковистость. И осанка величественная, поддерживается йогой и услугами персонального тренера. И нос свой унылый она немножко подправила с предыдущей нашей встречи.