Это она для любимого старается. Для своего любимого бизнеса. Необходимо соответствовать положению и доходам.
– Вино, Наденька, – говорит Вера, – ты очень хорошее выбрала, большое тебе спасибо. Но ты все же не налегай, тебе машину вести. А вот китайская еда из их местной лавочки просто чудовищно несъедобна. Я очень проголодалась и вначале не заметила, а теперь сожалею, хотя я ела почти один рис. Уже много лет ничего такого в рот не беру. И тебе не советую. Если ты не возражаешь, я завяжу все остатки в пластик и выставлю за дверь, чтоб не пахло. Запах невыносимый. Потом, перед уходом, выкинем.
– Мое не убирай, – говорю я. – Мне нравится, я доем.
Это чтоб Верку шокировать. Уже несколько десятилетий я ее шокирую, и ведь всегда безотказно получается. Раньше я Любе объясняла, что Вероника наша – ее на самом деле Вероника зовут – жуткая мещанка. А теперь думаю: типичная буржуазия. Раньше я о буржуях как-то не задумывалась. Нас учили их ненавидеть, так что я даже склонялась к тому, чтобы испытывать к буржуазии симпатию. Я только уже здесь поняла, что нет у меня к буржуазии симпатии, ну ни малейшей.
Цыганка на нас тогда произвела большое впечатление.
«Красавицы! – сказала цыганка. – Вы мне по сердцу пришлись, я вас сразу полюбила. Позолотите ручку! И будет у вас любовь крепкая, как крепки деньги у советской власти!»
У нас это цыганкино высказывание стало потом поговоркой. Употреблялось в тяжелые минуты. Если минута была тяжелая по причине личной жизни, мы говорили: любовь наша – как деньги у советской власти. А если экономически тяжелая, то наоборот: деньги у советской власти – прямо как наша любовь.
– Я ведь экономист, – говорила Вера, – я изучала монетарные системы: это порча, проклятие, а не предсказание.
Когда советская власть кончилась совершенно непредсказуемо, то с деньгами стало лучше у одной Веры. А с любовью – ни у кого.
Настоящей красавицей была у нас как раз Любка. Но красота и доброта – странное сочетание, для женщины даже и опасное. Любка вышла замуж за первого попавшегося бабника, чтоб человека не обидеть. Бабник – он и после свадьбы бабником остался. Много говорил о любви. Особенно когда собирался подложить какую-нибудь крупную свинью, например сорваться в неожиданную командировку, после чего телефон у них звонил в неурочное время и в трубке дышали и даже всхлипывали. Любе неудобно было: она тут сидит, законная, растолстевшая, муж ей сильно надоел, – а кому-то он позарез нужен.
– Извините, – шептала Люба в трубку, – я должна бежать, у меня срочная работа и на плите выкипает.