– Зато он по бабам не бегает. А посмотри на меня, – Люба всегда охотно предлагала посмотреть на нее для нелестных сравнений.
Мы так долго знали друг друга, что не надо было притворяться – ясное дело, посмотришь на подружкины несчастья – и на душе легче станет.
– Любка! Ему-то зачем по бабам, у него уже есть большая любовь: он сам себя обожает и отвечает себе взаимностью. И даже не догадывается, что вообще-то полагается это скрывать.
Для девочек мой нибелунг был литературным персонажем, вроде Онегина или Коробочки. Девочки о нем знали уж такую подноготную – им даже странно было с ним рядом находиться.
– Иногда он примет позу, которую ты нам много раз изображала, или произнесет какую-нибудь, как ты выражаешься, напыщенную сентенцию, так я не могу удержаться и просто давлюсь от смеха. Ужасно неудобно! А почему ты, Надя, с ним не разводишься? – спрашивала Люба. – Ведь ты у нас самая умная!
– Видимо, не самая! – вставляла Вера, надеясь, что мы наконец-то признаем, что самая – она, Вера.
Вера к нашим бабским жалобам не присоединялась, потому что замуж так никогда и не вышла. Я шутила, что если бы нас на картошку не посылали от университета, то она вообще бы девственницей осталась.
– Ну кончай заливать, ну не девственницей же! В наше время так не бывает, – возражала Люба.
– С такими, как Вера? Еще как бывает. Она все обдумывает, все вычисляет, а сама ни тпру ни ну. С ней не происходит ничего. Ни больших событий, ни даже мелких случаев. С живым человеком за полгода больше произойдет, чем с Вероникой за всю жизнь!..
У нее всегда была четкая картина мира: она себя считала точкой, от которой идет отсчет, вроде как от Гринвичского меридиана. Золотая середина. Чем дальше от нее, тем дальше все выходит за пределы разумного. С одной стороны снобизм, с другой – бескультурье. Верка очень уважает культуру. С одной стороны дурацкое самопожертвование, как у Любы, с другой – беспардонный эгоизм. С одной стороны алчность, например, у всех ее сослуживцев и конкурентов, с другой – убогое нищенство.
А Вера – эталон нормальности. Вера говорила: так я не делаю. Означало: делать так нехорошо или, хуже того, рискованно. Или: я этого не понимаю. Перевод: и понимать тут нечего, все это претензии и закидоны. На этом Вера с общими идеями покончила, абстрактных теорий в отличие от меня не разводила. Ее умственные усилия целиком были направлены на конкретное, особенно на сохранение здоровья и экономию. Ей не скучно было два часа потратить, чтобы десятку сэкономить, я тому свидетель.
Она эмигрировала позже нас, когда уже можно было и ездить туда-сюда, и квартиру выгодно продать, и сбережения как-то переправить. Это для меня эмиграция была реинкарнацией, а для нее – вроде как переездом в лучший, более престижный район. В эмиграции почти всякий человек много разглагольствует о разнице между социализмом и капитализмом. Вера сказала, что при социализме мы никогда и не жили: