Она приоткрыла тяжелую деревянную дверь и проскользнула внутрь, в темноту. Дверь захлопнулась у нее за спиной со зловещим стуком, ветер в последний раз подтолкнул Маеву вперед. Она прищурилась, чтобы глаза привыкли к полумраку. Хорошо, что сегодня не воскресенье и в церкви пусто. Сегодня среда.
День Одина.
Она попыталась прогнать мысль о нем, но воспоминания уже закружились вихрем в голове.
Все могло быть иначе.
Она заставила себя сосредоточиться, заставила себя подойти ближе к алтарю. Стыд накатил жаркой волной, воспоминание о крещении было еще слишком свежо.
– Фру Альдестад, как я рад! – донесся из-за алтарных колонн голос пастора Кнудсена. Маева вздрогнула от неожиданности. Пастор переступил через высокий порожек под аркой за алтарем. В одной руке он держал метлу, в другой – Библию в черном кожаном переплете.
– Ваш последний новокрещенный? – спросила Маева, указав на метлу.
Пастор на миг растерялся, а потом от души рассмеялся:
– Да, пожалуй. Как вы знаете, мы здесь, в Оркене, рады приветствовать всякого, кем бы он ни был и как бы ни отличался от нас. – Маеве сделалось неуютно. Чтобы скрыть неловкость, она принялась поправлять детскую перевязь на плече. Пастор смущенно откашлялся и пробормотал: – Я вовсе не имел в виду… Я лишь хотел поддержать вашу шутку… – Он умолк, сделал глубокий вдох и начал заново: – God morgen. Как поживаете, фру Альдестад? – Он заглянул ей за спину и улыбнулся, глядя на спящую малышку. – Здравствуй, малютка Лейда. Как приятно увидеть нашего настоящего новокрещенного так скоро после свершения таинства.
Несмотря на свою нарастающую нервозность, Маева искренне улыбнулась пастору, тронутая его добротой:
– God morgen. Я пришла, чтобы, во-первых, лично поблагодарить вас за подарок. – Она достала из сумки детские кожаные ботиночки. – Спасибо вам за заботу, но у нас столько вязаных башмачков, что нам просто не нужно еще. Наверное, их лучше отдать кому-то, кому они будут нужнее.
– Нет, что вы… не надо. Теперь они ваши, – проговорил пастор.
Не обращая внимания на его возражения, Маева поставила ботиночки на ближайшую скамью. Ей вдруг захотелось сказать ему правду:
– Я не могу оставить их у себя. Это будет неправильно. Ведь они предназначались другому ребенку.
Его лицо залилось краской.
– Вторая причина, по которой мне надо было прийти, уже не такая приятная. Мне нужен совет насчет… фру Тормундсдоттер.
Пастор Кнудсен нахмурился, от былого радушия не осталось и следа. Он положил Библию на кафедру, дважды похлопал по книге рукой и принялся сосредоточенно подметать пол вокруг алтаря.