–…Так, чтобы мистер Адамсон имел возможность заключить контракт на самых выгодных для себя условиях, – продолжил Гумберт Пропп, и от восхищения, вспыхнувшего в глазах очаровательной посетительницы, его бросило в жар.
Следующий час с четвертью пролетел для него как одно мгновение – вместе с неутомимой мисс Прайс они одобряли или отвергали десятки костюмов, шляп и рубашек. Участие Филиппа на этом этапе не требовалось вовсе, и он, сидя на неудобном шератоновском диванчике, пытался уследить за передвижениями своей спутницы, хмурясь в те моменты, когда она склонялась над конторкой, чтобы рассмотреть рисунок на ткани, и её лицо оказывалось слишком близко к пунцовой лягушачьей физиономии хозяина лавки.
Когда дело было сделано, и Филипп в сопровождении младшего служащего вышел из комнаты для примерки, мисс Прайс не сдержалась и захлопала в ладоши.
– Мистер Пропп, вы настоящий волшебник! Да я готова держать пари, что этот джентльмен живёт в двух шагах от Вулворт-билдинг!
Хозяин лавки смущённо улыбнулся, принимая заслуженную похвалу. При выборе костюма он отверг и шерсть, и твид, остановившись на хлопке оттенка слоновой кости, и, как оказалось, это было единственно возможным решением. Широкий, чуть более мешковатый, чем принято у англичан, двубортный пиджак с накладными плечами придавал худощавому Филиппу атлетичность и заграничный лоск, а белая рубашка со стояче-отложным воротничком, вошедшая в заокеанскую моду, подтяжки и великолепная федора[12] от Dobbs из мягкого, но превосходно державшего форму, фетра завершали иллюзию. Теперь мистер Адамсон являл собой молодого и, судя по всему, удачливого и не стеснённого в средствах американского дельца средней руки.
После того, как молодые люди оплатили покупки и вышли, собственная лавка показалась Гумберту Проппу и тёмной, и тесной, а перед глазами промелькнула вереница будущих однообразных дней, складывающихся в годы и десятилетия. Ему вдруг примерещилось, что безголовые манекены, одетые в сюртуки, пиджаки и пальто, образовали тесный круг и придвинулись к нему ближе, чем были утром. И привычная тоска вновь захватила бы Гумберта Проппа, если бы не золотистый картонный прямоугольник в его руке, на котором под именем «Имоджен Прайс, певица, актриса романтического жанра» изгибались чёрные буквы, сообщавшие: «В скором времени одной очень талантливой театральной труппе понадобится костюмер. Подумайте об этом, мистер Пропп, и, как только будете готовы, пишите по адресу 23, Монтегю-плейс, Блумсбери».