— В моих с ним беседах этот вопрос не возникал, но полагаю, что в случае, если господин граф окажет существенное содействие здесь, в России, государственный секретарь явит максимальное старание в Вашем деле.
— По обычаям всех народов, древних и новых, первый шаг к примирению делает неправая сторона. Явит старание — можно будет и о содействии поговорить. Впрочем… Я настолько расположен к Франции и к Вам лично, мой дорогой друг, что готов нарушить сие золотое правило. Хотите, дам совет, как подобрать ключи к российской державе?
— Извольте, граф. Но, если можно, без нравоучений.
— Без нравоучений не выйдет, понеже суть проблемы — у французов в душе. Разумею не только дипломатов, и уж тем более — не кого-то одного из них, но благородное сословие в целом. Отриньте грех гордыни. Вспомните, что другие страны и нации вам братья. Знаете, с возрастом начинаешь снисходительнее относиться к людям. Ко всем: без различия племени, веры и степени цивилизованности. В основном и глубинном, мы одинаковы, от простодушных африканских людоедов до парижских министров и академиков. И если, скажем, достопочтенные ученые не едят друг друга в буквальном смысле — они с лихвой сие возмещают в смысле ином. К чему я все это говорю?
— Ну, и к чему?
— Союз Российской империи с Францией мог бы оказаться чрезвычайно полезным для обеих сторон…
— Именно это я и пытаюсь втолковать Ее Величеству!
— Вы позволите мне закончить мысль?
— Извините, граф.
— Однако сия идея может воплотиться лишь при одном непременном условии. Отрешитесь от высокомерного взгляда на Россию. Оба государства должны получать равную выгоду. Только не надо уверений, что так оно и есть, так и будет…
— Но если это чистейшая истина?! Король исполнен благожелательства к той, которую прочили ему в невесты…
— Я сказал «государства», Вы же говорите о государях.
— А Вы хотите противопоставить эти понятия?
— Вовсе нет. В особе монарха сущность державы воплощается — но ею не исчерпывается. Давайте не забывать о подданных. Тот государь достоин именоваться мудрым и великим, который живет общим с ними интересом. Поверьте, императрица Елизавета намного дальновиднее и умнее, чем может показаться при недолгом с нею знакомстве.
— Граф, Вы не найдете человека, который бы восхищался умственными и душевными качествами Ее Величества более меня. Искренне надеюсь, что сии непревзойденные достоинства дадут ей силу преодолеть внушения недоброжелателей и склониться на сторону тех, кто действительно желает добра и государыне, и ее подданным.
— Если Вы и впредь намерены твердить, что польза и благо Российской империи заключаются в отдаче пограничных областей шведам, то ничего не добьетесь, а только утратите кредит. Императрица видит в Вас друга и симпатизирует Франции — но парижский совет по иностранным делам словно задался целью разрушить сии добрые чувства. Нота, на днях зачитанная Вами вице-канцлеру, исходит, как я понимаю, оттуда? Вы не пробовали объяснить месье Амелоту здешние обстоятельства?