При упоминании об оружии все насторожились, удивление отобразилось на лице Христофора Томилина.
— Это для чего же оружие-то нам сулите, дозвольте спросить? — обратился он к подъесалу. — Мы-то думали, что уж кончилась наша служба в дружине, а оно, выходит, наоборот, даже и войной вроде запахло. Как же это так?
— Непонятно чегой-то, — в тон Христофору отозвался Савва Саввич. — большаков разгромили, советчиков, комитетчиков поганых изничтожили начисто по всему Забайкалью, так с кем же ишо тово… воевать-то налаживаетесь?
— Да, папаша, большевиков, их Красную гвардию мы разгромили, — вновь заговорил Иннокентий, суровея лицом и глядя на отца, — но до конца-то их не добили. Многие из них ушли в сопки, в тайгу, и мы уже имеем сведения, что кое-где они группируются, подбивают темный народ на восстание против существующей власти. Так что большой войны может и не быть, но налеты их шаек на села и станицы, с целью грабежа, вполне возможны. Вот для борьбы с этими бандами мы и создаем в станицах вольные дружины из наиболее верных, преданных нам старых казаков. Кстати, а как здешние большевики, красногвардейцы бывшие, поживают? Их ведь не мало в Антоновке?
— Да кто ж их знает. — Настороженный таким вопросом, Савва Саввич оглянулся на Христофора, тот молчал, уставившись глазами в пол, молчали и остальные гости.
Иннокентий обвел их испытующим взглядом, тонкие губы его съежились в насмешливой улыбке.
— Ну! Чего притихли? Боитесь своих посельщиков-большевиков прогневить или жалко вам этих бандитов?
— Э-э, Кеша, зря ты… слова такие, — поморщился Савва Саввич, досадуя в душе на сына, что заговорил он про такие дела совсем некстати, да еще при народе, при бабах.
— А еще казаками называетесь, — не унимался Иннокентий, — в дружину записались…
Савва Саввич краснел, теребя бороду, не зная, что и сказать сыну. Выручила старика Макаровна, вошедшая в этот момент в горницу и что-то шепнувшая ему на ухо.
— Хорошо, Макаровна, правильно. — Савва Саввич повеселел, заговорил в полный голос. — Господа, любущие гости, давайте кончать разговоры наши. Поговорили, послушали служивых, спасибо им, что объяснили нам, как там и что. А теперь угостим их хорошенько, ну и сами, значит, тово… выпьем за их здоровье, закусим чем бог послал.
Гости, не меньше Саввы Саввича обрадованные такой переменой, сразу оживились, загомонили, задвигали стульями, бабы принялись накрывать на стол, неприятный разговор замяли.
Гульба затянулась далеко за полночь. А на следующее утро гости вновь собрались к Савве Саввичу, и попойка возобновилась. А когда порядком подвыпили и закусили, над столом поднялся Христофор Томилин: