— Ты чего это загорюнился? — спросил Киргизов. — Весь вечер молчал, как воды в рот набрал.
— Так просто, — вздохнув, отозвался Егор и, не глядя на Киргизова, принялся отминать в руках призасохшие голенища унтов, — своя сторона на ум пала.
— Ну и что?
— Да ничего, думал, дома побываю, мать обрадую, а тут на тебе, и войны вроде нету, и до дому не так уж далеко, а видишь, как оно получается.
— Ничего, не торопись с этим, подойдет такой случай, и дома побываешь.
— Жди его, случая-то, будет он или нет, а с матерью-то пятый год не виделся, шуточное дело.
— Я, брат, сам вот уже седьмой год как своих не видел, да не тужу.
— Зато теперь свидишься.
— А это еще неизвестно, свижусь или нет. Мы ведь не в домашний отпуск едем, а приказ партии нашей выполняем. Ты, Егор, как я погляжу, хотя и подучился за это время, а в политике-то слабо еще разбираешься, слабо-о. Говоришь, войны у нас нету. Это же не верно, разве мы покорились врагу, сложили оружие? Нет же, мы продолжаем борьбу и будем бороться, пока не победим. Вот ты иногда говоришь о восстании, ждешь его.
— А как же, жду, ясное дело.
— Но ведь восстание-то само собой не начнется, его организовать надо, разъяснить людям, вооружить их идейно, чтобы люди знали, против чего они восстают и за что борются. Вот этим нам и поручено заниматься на приисках и в станицах отведенного нам района, чтобы к весне все у нас были начеку.
— Ты говоришь, в отведенном районе, а кто же нам его отводил?
— Партия, Читинский комитет большевиков, вот кто. Он хотя и в подполье глубоком находится, а действует, руководит. Помнишь, тебя и Швецова посылали к Шкарубе?
— Помню, да и другие ходили к нему, газеты приносили оттуда, письма.
— Вот это и была наша связь с Читой, с областным комитетом нашим, она и теперь есть. Мы знали, как идут дела в России и в области, получали от комитета указания всякие, они же и район нам указали, и задание, какую работу в нем провести, понял теперь?
— Понял, я и тогда обо всем догадывался, разговоры-то промеж вас были, ну и мне приходилось слыхать.
— То-то же. А теперь давай-ка укладываться спать, утром-то рано придется вставать.
— Да уж дед не проспит, подымет ни свет ни заря, знаю я этих стариков.
После всего сказанного Киргизовым Егор уснул не сразу. Киргизов уже похрапывал, с головой укрывшись тулупом, а Егор лежал с открытыми глазами.
«До чего же она хитрая, черт, политика эта самая, — думал он, глядя в темноту. — Все уж у них обдумано, намечено, и вот такие, как мы со Степаном Сидорычем, подбивают народ втихаря, и это по всей области творится. А дисциплина-то у них, видно, покрепче, чем у нас в полку была. Тут уж и о доме забудь, и о матери, и о жене с детьми… Зажми сердце в кулак и забудь…»