Сомнительно, чтобы такое решение альбигойской проблемы полностью удовлетворило тех, кто выиграл от крестового похода. Декрет от 1215 г. в конечном счете был не более чем сделкой, компромиссом, учитывающим противоположные интересы. Если вчитаться в текст этого дипломатического документа, станет ясно, что Иннокентий III все-таки сделал все, что мог, чтобы уменьшить выигрыш победителей и пощадить противную сторону. Здесь были даже формальные ограничения. Симон де Монфор был введен во владение тулузским фьефом; но ему следовало принести оммаж «тому, чьим вассалом по закону он становится», то есть Филиппу Августу. В тот же пассаж, где перечислялось то, что уступается завоевателю, Папа включил такие слова: «В любом случае, кроме прав мужчин и женщин католического исповедания, а также прав Церкви». Какой еще смысл могла иметь эта оговорка, если не урезания свободы действий и преимуществ того, кто получал земли?
Последний акт Иннокентия III в Лангедоке — миссия, с которой 21 декабря 1215 г. он туда послал епископа Нимского и архидиакона Конфланского, — был направлен на пользу графа Фуа и в ущерб Симону де Монфору. Эти делегаты Рима получили указание отобрать у вождя крестоносцев замок Фуа и провести расследование, чтобы точно выяснить обстоятельства, при которых домен графа был захвачен и присоединен к завоеванным землям. Тем самым ставилась под сомнение законность мер, принятых против Раймунда-Рожера, человека, которого сторонники крестового похода страшились более всего. И воля Папы была выражена отчетливо: пусть граф вновь получит во владение свою крепость, а Монфор и его люди пусть оставят его в покое.
Инициатор альбигойской войны несомненно, несмотря на Мюре и на Собор, пытался еще раз исправить начатое им и извращенное другими дело и притормозить завоевания. Не сумев удержать крестовый поход в религиозных рамках, он хотел помешать этому ставшему мирским походу дойти до своих крайних следствий и логической развязки. Несколько раз он пытался в борьбе со сторонниками насилия отстоять умеренность и справедливость, хоть, правда, ему так и не хватило энергии настоять на своем. Однако было ли это возможно? И не следует ли беспристрастным историкам признать, что задача сдержать фанатизм для средневекового Папы представляла непреодолимую трудность?
После Латеранского Собора Иннокентий III не прожил и года. Он не смог увидеть того счастливого поворота судьбы, который позволил обоим Раймундам отобрать у своего обидчика значительную часть утраченной земли. Но, спасая их династию от полного уничтожения, Папа сделал их успех возможным. Смерть унесла его в Перудже 16 июля 1216 г., а незадолго до этого в Лангедоке произошла удивительная сцена. Симон де Монфор со своей армией подошел к Нарбонну. Арнольд-Амальрик приказал закрыть ворота города; но не впустить французов было невозможно — бросившись на него с поднятыми мечами, они вынудили его отступить. Тогда архиепископ дважды отлучил Монфора и наложил интердикт на все церкви до тех пор, пока тот не уйдет из Нарбонна. Воины Христовы забросали камнями архиепископский дворец, а христианнейший Симон, не смущаясь анафемой, весть о которой он встретил с насмешкой, тем не менее велел отслужить мессу.