Я позволил себе полежать лишь столько времени, сколько заняло два раза глубоко вдохнуть, чтобы грудь не ходила ходуном и не мешала целиться. Потом я вскочил, снова перемахнул через мотоцикл, кувыркнулся по земле, хватая из земли новый пучок стрел, и, встав на ноги, уже знал, куда и как выстрелю.
Дарги атаковали меня еще два раза, но я был наготове. В первый раз удалось снова провернуть трюк с мотоциклом, правда дарг врезался в него и опрокинул, чуть не придавив меня, но все сработало. Во второй раз я заметил атаку дарга заранее и выстрелил перед собой заготовленным куполом, который и помог мне справиться с тварью. В остальное время я занимался прикрытием Ники, подбирая стрелы, заряжая их и стреляя.
Я не всегда попадал — все же твари были очень быстрые, и нередко меняли положение в пространстве уже в тот момент, когда стрела была в полете. На двадцать удачных попаданий приходилось десять стрел, ушедших в молоко. И, когда я промахивался, Ника страдала. Клыки скользили по ее одежде, когти обламывали ее клинки, и каждый такой раз вырывал из ее уст сначала злобное шипение, а потом — и болезненные вскрики! Лишаясь частей своего оружия, Ника перетягивала куски одежды, воссоздавая его, оставляя некоторые части тела без защиты! Иногда дарги атаковали именно туда, и Кровавой приходилось снова менять местами броню, тасуя ее на собственном теле, выбирая, где сейчас защита нужна, а где ею можно пожертвовать.
И те места, которыми они решила жертвовать, прикрывал я.
И делал это до тех пор, пока все не кончилось.
Я насчитал двадцать два дарга. Четырнадцать — исполосованных кровавыми клинками, пробитых кровавыми иглами, рассеченных кровавыми плетьми. Семь — со стрелами в сердцах. Один — сочетающий в себе все сразу. Ника на нем вымещала всю свою злость уже после того, как все закончилось. А пока она это делала, я сходил и поднял ее мотоцикл — нам еще уезжать отсюда. И, чем быстрее, тем лучше.
Закончив с даргом, Ника повернулась ко мне. Привычно потянулась к голове, чтобы снять капюшон, вот только капюшона давно уже не было — его Ника вынужденно лишилась самым первым. Она вообще много чего лишилась. Сюртук превратился в подобие топика, настолько короткого, что едва прикрывал соски, правая нога была полностью обнажена, левая — по середину бедра. На животе зияли огромные дыры, в которые были видно пупок и выглядывающий край какой-то витиеватой татуировки на правой тазовой кости.
Ника подняла на меня затуманившийся взгляд, нацелила на меня вытянутый палец, вокруг которого летала одинокая крошечная капелька крови, и тихо выдохнула: