«Собор Парижской Богоматери» я начала читать, но забросила, когда поняла, из-за чего весь сыр-бор. Гнусная книжонка.
Но это все днем. День ясен и реален, даже если за окном горбится пасмурное небо и ветер рвет клены, как собака добычу. Днем легко держать дверь закрытой. Ночью она открывается против моей воли.
Я подолгу не сплю. Видимо, это от скуки и безделья — мозг просто не устает.
Когда гаснут музыка и свет, когда стихает шепот малышни, и шаркающие шаги сестры Марты замирают глубоко-глубоко во тьме, ко мне приходят мои полуночницы. Они проносятся бледным хихикающим вихрем, хватают друг друга за подолы длинными суставчатыми пальцами, больше похожими на лапки насекомых. Их бесконечные волосы вдруг повсюду: свиваются в живые влажные клубки на полу, свисают с гардин, вытягиваются из моей глотки, будто я проглотила их вместе с супом. Тяжело смотреть на их беззаботные игры — так мало в них человеческого. Неужели таких неприкаянных видела Кася при жизни? Мне кажется, вовсе нет.
— Спой нам, Магда… Спой… Ну, спой!
Нет…
— Магдалена?
— Нет!
— Не хотите выписываться? — Виктор Лозинский удивленно приподнимает бровь. В лазарете светло и тихо. Промучившись ночью, я все же задремала днем. — По крайней мере, честно. А некоторые юные панны, — продолжил он громко, глядя себе за плечо, — не желают в этом признаваться.
Из-за занавески раздается придушенное девчачье хихиканье. От этого звука я вздрагиваю.
— Итак, пани, — он легко придвигает к себе стул и садится на него боком, как в дамское седло. — Ваши раны мы залечили. К тому же, вы обнаружили завидное упорство, пытаясь не отставать от занятий. И я имею все основания полагать, что покой и музыка подлатали вашу душу.
— Разве музыкой можно лечить?
— Только очень хорошей, — усмехнулся пан доктор. — И печальной.
— Почему? Звучит нелепо, — спорю больше из желания не выглядеть легковерной.
— Напротив, Магдалена. Иначе больной не узнает в ней свои чувства и не будет ей доверять. А значит, и лечение не состоится.
Я пытаюсь подобрать хоть один аргумент против, но доктор возвращается к записям, которые держит в руке.
— В целом, я думаю, вы готовы вернуться к учебе. Уже пора готовиться к полугодовым экзаменам. Согласны?
Сестра Марта помогает мне застегнуть пуговички на манжетах, а я в качестве ответной любезности сама собираю постельное белье и отношу его в прачечную. Несмотря ни на что, лазарет покидать не хочется. Это отдельный мир, где царят покой, свет и музыка Шопена с хрипучих пластинок доктора. Решение поблагодарить пана Лозинского приходит внезапно, и вот ноги уже сами несут меня в его кабинет.