И это говорит мне мерзавец, который наблюдал, как я сплю?! Я рывком тяну на себя гобелен, на котором стоит граммофон, и тот с хрипом летит под ноги доктору. Тот спотыкается, и вся его угловатая, как циркуль, фигура валится на пол. Я прыжком оказываюсь у дверцы, ведущей в тайный коридор, потому что теперь это мой единственный выход. Доктор барахтается в складках гобелена, но тянется следом. Я почти скрываюсь в коридоре в ту секунду, когда дубовая дверь всем своим весом обрушивается на мою руку. Я слышу тихий треск и собственный вопль.
Перед глазами все белеет, будто я смотрела на солнце. Боль пронзает каждую кость в моем теле, отзывается в каждом нерве, проходит током до кончиков ногтей и волос. Я падаю внутрь коридора.
Черт, я не могу вот так лежать, я должна спасаться. С трудом я поднимаюсь на ноги и пытаюсь убраться подальше от кабинета доктора. Коридор все так же ярко освещен — мне негде спрятаться.
Я еле переставляю ноги. Перед глазами плывут стены, лампы. Когда я оборачиваюсь — доктора еще нет.
Мне удается пройти еще десять шагов, цепляясь за стену и ежесекундно замирая от страшной боли в руке. Доктора все еще нет.
Он пошел за подмогой?
Мадонна, дай мне сил! В последний раз.
Я должна бежать прочь, но не могу.
Руку жжет раскаленным свинцом, я не могу и пальцем пошевелить — сломана. Глаза почти не видят, ослепленные слезами и болью, но я знаю, что мне нужно вперед, вперед, вперед, как можно дальше от доктора.
Я потеряла Касин дневник. Но сейчас не до него — живой бы остаться. Но теперь я все расскажу пану следователю! Только бы вырваться.
За спиной вдруг стучат подошвы доктора. Он выкрикивает мне что-то в спину, будто его слова способны убедить меня отдаться ему на милость, позволить и дальше лепить из моего сознания все, что ему вздумается.
«Он перлы и радость и счастье сулит».
Оборачиваюсь и вижу, как что-то блестит в его руке. Скальпель?
Сбегаю вниз по каким-то ступеням. Как я могла не заметить их раньше? Лестница ведет в подвал. Здесь жарко, как в аду, — это все из-за котельной. Я помню, как чуть не испеклась в одной из здешних коморок. Значит, здесь должен быть человек, который занимается котлом.
— Помогите! — кричу я первое, что приходит в голову. — Убивают!
Но прежде, чем понять, что откликаться некому, я падаю на каменный пол, придавленная телом доктора. Едва он приподнимается на руках, я кошкой перекатываюсь на спину и здоровой рукой вцепляюсь ему в лицо. Кажется, я визжу. Горло саднит, как исцарапанное лезвием. Он отшатывается, но одной рукой удерживает меня на полу. В другой руке поблескивает шприц, полный желтоватой жидкости. Капля сочится из иглы, как яд из хвоста скорпиона.