«Парафренический синдром у старшего поколения часто бывает вызван многочисленными смертями родственников и прочих близких людей. У молодых людей он может быть спровоцирован травмой черепа».
«Неволей иль волей».
«Синдром характеризует возникновение у больного фантазий об общении с призраками или иными потусторонними силами. Может развиться как иллюзия всемогущества, так и мания преследования этими силами».
Вот что доктору было нужно — чтобы мы поверили в иллюзорные силы, чтобы возомнили себя ведьмами. Все началось с Каси. А меня он решил сломать, внушая другим желание умереть.
Бедные мы! Нашими слабостями, нашими ранимыми душами воспользовался тигр в человечьей шкуре.
— Рад видеть вас, Магдалена. Вас все обыскались, — голос тихий, но перекрывает звук заевшей пластинки.
«Неволей иль волей».
— Позвольте спросить, что вы ищете в моем кабинете? — продолжает пан Лозинский спокойно. Он шагает к граммофону и поднимает иглу. Теперь я слышу только шорох, с каким продолжает вращаться пластинка.
Не могу заставить себя обернуться. Виктор здесь. Он знает, что я все знаю. Я не успела. Я в вольере.
— Магда, я прошу вас слушать меня очень внимательно. Вы меня слушаете? Вам нечего бояться. Слышите? Вам нужна помощь. Особенная помощь, Магда. Успокойтесь, выдохните. Посмотрите на меня.
Он меня за дуру держит? Я медленно поворачиваюсь, держа дневник Каси обеими руками. Увидев его, пан Лозинский печально вздыхает.
— Умница, вот так… Вы ведь очень умная девушка, правильно? Талантливая. Необычная, — он шарит рукой у себя за спиной, и я понимаю, что он запер дверь, ведущую в лазарет, на ключ. — Так вышло, что и проблемы у вас необычные. Я хочу только помочь. Вы мне верите?
Он улыбается. Так широко и искренне, что мне хочется плюнуть ему в глаза. Чертов псих!
Пан Лозинский делает несколько шагов ко мне, а ведь отступать некуда. Я лишь сильнее вжимаюсь в край стола, сильнее вцепляюсь в края красной тетради.
— Не будет ни клетки, ни холодных ванн, обещаю, — доктор продолжает заговаривать мне зубы. — Мы будем только гулять и беседовать. Мы станем слушать музыку. Вам ведь понравился Шопен, так? Пусть будет он. Однажды вам станет легче, уверяю! Тогда я отпущу вас, как птицу в небо. Никто не причинит вам вреда…
В последнюю секунду я все же замечаю его выпад и бросаюсь в сторону, сметая со столешницы целый ворох исписанных листов.
Задыхаясь, смотрю доктору прямо в глаза. Он выше меня, он сильнее. Дверь заперта. Что же делать?
— Что же вы, Магдалена, — с легкой укоризной говорит Виктор Лозинский. Его зализанные волосы растрепались. — Если будете упрямиться, то заниматься вами буду не я, а полиция. Я лишь хочу вас защитить.