Со вздохом наклоняюсь и собираю те листы, до которых могу дотянуться. Часть из них совсем чистая, еще можно рисовать, на некоторых — кривоватые, но яркие картинки. Сбиваю в ровную стопку и протягиваю девочке.
— Держи, — говорю я.
Очки сели как попало, лицо все еще в разводах пастели, она же изгваздала форменное платье.
— Идем, умоешься.
Тащу девочку до рукомойника и обратно, придерживая за плечо. Помогаю очистить форму и привести в порядок волосы с очками. Будто она мне кто-то. А я даже имени ее не знаю.
— Зовут как, малявка? —спрашиваю грубовато. Это ж надо так без мыла влезть в мою жизнь со своими проблемами!
— Сара Бергман, панна.
Со стоном падаю за парту. Еврейка. Что ж, это многое объясняет. И не сулит несчастной Саре ничего хорошего. Я слышала о погромах целых кварталов. Слышала и о более страшных вещах, идеях, теориях. Мне жаль девчонку, неприятности которой явно не ограничатся школьными годами. Мерзко судить людей за то, что они не в силах ни выбрать, ни изменить.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей о судьбе первогодки, принимаюсь за свои дела. Работа идет быстро, и уже через полчаса я раскладываю на двух соседних партах восемь картонок для просушки — если этого не сделать, они слипнутся между собой, ведь клей жидкий, а газетная бумага тонкая. Сара в это время тихо возится со своими картинками в дальнем углу. Трижды обругав себя за излишнюю мягкость, я все же подсаживаюсь к ней и спрашиваю:
— Что рисуешь?
Она так долго мнется, шмыгает носом, вздыхает и ломается, что я почти плюю на идею подбодрить ее. Но в итоге Сара все же выкладывает передо мной листки, изрисованные светлыми мелками. Были там и принцессы в платьях с кринолином, и цветы с бабочками. Но мой взгляд отчего-то привлек рисунок, набросок даже, сделанный углем. Я тяну за уголок листа и вижу…
Две сложенные ковшиком ладони. Над ними остророгий перевернутый месяц и звезды, а в них выпускает новые листья побег крапивы.
— Это еще откуда?! — кричу я, вскочив на ноги и тыча рисунок девочке в лицо. — Откуда?
У Сары дрожат губы. Мне жаль, что я ее напугала, но вопрос остается вопросом.
— Это из-за брошек, так? — пытаюсь навести первогодку на мысль, пока она не разревелась.
— Брошек? — все же удивляется Сара. — Нет, я не… Это школьная легенда такая. Про волшебную дверь. Вы слышали? Она исполняет желания, если прийти ночью и попросить через скважину.
— Волшебная, значит, — усмехаюсь я. Чудо, что им известен весь узор — Дверь заколочена полностью, только очертания и видно. — Запомни, Сара, нет в ней ничего волшебного. Там просто склад анатомических пособий. Они довольно жуткие, но всего лишь восковые. И все, никаких чудес. Одна… моя подруга, она вошла туда ночью (ее закрыли внутри), оступилась в темноте (обезумев от ужаса) и порезала руки о стекло. Пришлось накладывать швы (а еще она перестала быть собой, да, Магда?). Так что заруби на носу: это не замок из книжки, это всего лишь школа, где полно глупых и неприятных личностей. Поняла?