— Прямо за домом у нас начальная школа «Донам», судя по тому, как с каждым днем растет число школьников, в будущем это место станет очень перспективным для торговли всякой необходимой для школы канцелярией.
Мужчина с раздражением ответил, что не стоит ей думать о таких делах, и грубо сказал, чтобы она лучше присматривала за ребенком. После этого он обратился к нам:
— Что касается печатей, есть не только дешевые деревянные печати, бывают и такие, что стоят дороже золота.
С этими словами он показал нам витрину, на которой были выложены разнообразные печати причудливых расцветок и со всевозможными узорами, сделанные из нефрита, бивня слона, рога оленя и горного хрусталя. Я впервые в своей жизни увидела драгоценные камни, внутри которых был спрятан причудливый узор, прорезавший камень, словно кровеносные сосуды — тело человека. Были и такие печати, в которых узоры почти точно повторяли горный пейзаж. Быстрые движения рук мастера, показывавшего материалы для изготовления печати, были осторожны и точны.
Витрина была поставлена таким образом, чтобы ее мог увидеть человек, идущий по дороге. В отличие от окон других домов, витрина была гораздо больше по размерам. Ее стекла блестели чистотой, а чтобы не виднелась внутренняя часть мастерской, витрина была отгорожена занавеской красивой расцветки из дорогого панбархата, который не соответствовал общей атмосфере мастерской. Магазин совершенно не вписывался в жалкую картину военного Сеула — голодный, полуразрушенный город, стоявший на первой линии обороны. Сразу чувствовалось, насколько мужчина любит магазин, бережет его и следит за ним. В то время панбархат был самым дорогим контрабандным товаром, он был популярен в высших слоях общества в качестве ткани для ханбока. Когда я поступила в университет, больше всего мне хотелось попросить у матери юбку из панбархата.
— Во время эвакуации он ни разу даже не обнял ребенка, все ходил, таская те камни, — сказала простуженная женщина сестре Гынсуг, словно жалуясь золовке, не то с кокетством, не то с недовольством.
— Эта занавеска разве не сшита из разорванной женской юбки? — холодно сказала сестра, даже не улыбнувшись.
— Потом, когда уберем ткань из витрины, я скрою из нее занавеску или нет, хорошо бы поносить юбку из этого бархата, — сказала женщина, сделав вид, что не расслышала вопроса.
Так, обменявшись казалось бы, ничего не значащими репликами, четыре человека откровенно поговорили по душам. Я уже не помню, кто первый сказал, что они тоже хотят участвовать в нашем бизнесе, внеся свои доли от имени одного человека. Они были настолько безукоризненными супругами, что не будет преувеличением сказать, что они предложили это одновременно. Супруги, приведя в порядок мастерскую, оклеив стены новыми обоями, передали ее нам в аренду с условием делить прибыль по справедливости — на троих поровну. Сестра Чон Гынсуг выделила деньги для приобретения материалов и оборудования, а я исполняла роль «мадам», смотрящей за кондитерской. Женщина сказала, что она будет бесплатно делать уборку, мыть посуду и выполнять другие работы по мере того, как у нее будет появляться свободное время. Это был великодушный поступок, но, судя по тому, что по дому летали одни лишь мухи, наш приход, похоже, восприняли как счастье.