Сестра сказала, что мы начнем переносить вещи, начиная со стола от швейной машинки. От него остались лишь крышка, ножки, педаль и колесо, сделанные из железа, он был не таким уж тяжелым. Стол можно было бы катить, но нам хотелось перенести его как можно быстрее, избежав чужого внимания, поэтому, схватив его с обеих сторон, мы буквально побежали. Пот катился по лицу, словно шел дождь. Стоял чжунбок[72], и казалось, что от жары мог расплавиться чугун.
3
Вечером того дня, когда нам пришлось закрыть кондитерский магазин «Сестры», из Чхонана вернулась моя семья. Если бы они приехали хотя бы на день раньше, я вряд ли сказала бы те опрометчивые слова. Впрочем, когда я вернулась домой, у меня не осталось сил даже на то, чтобы показать им, как я ждала их все это время. Уставшие и грязные, в темноте мои родные выглядели словно черные тени. Они стояли во дворе с ничего не выражающими лицами, никто не проронил ни слова. Я тоже молчала. У меня даже не хватило смелости спросить о том, что беспокоило меня больше всего: выздоровел ли брат, как его приняли «там», был ли он доволен, что исполнили его желание? Глядя на брата, я никак не могла догадаться о состоянии его здоровья. С таким же успехом я могла смотреть на бесцветную тень. Но, увидев, что исчезла швейная машинка «Зингер», я поняла, что «там» дела тоже обстояли не очень хорошо.
Как и члены семьи, я почти не говорила и не двигалась. Разумеется, я что-то ела, но оттого, что я ела, не замечая вкуса, мне казалось, что я не притрагивалась к пище. Хотя мы и решили проблему с едой, жизнь была тяжелая. Меня покинули все чувства, не было даже ощущения, что я жива. Все, что от меня осталось, — тень. Вся семья находилась в таком состоянии. Я уже не могу вспомнить, как долго нищета, болезни и проблемы безраздельно владели людьми, но в конце концов они сделали нас тенями с пустыми лицами. Мне казалось, что наконец-то настало время спокойствия.
Стояла глубокая ночь, когда без часов невозможно было определить время. Мать с братом жили в одной комнате, а мне вместе с олькхе пришлось занять другую — изменение, которое произошло после возвращения семьи из Чхонана. Я не задумывалась, почему олькхе захотела спать со мной. С возвращением семьи бабушка переехала к дяде, и олькхе могла вернуться в свою комнату, но она оставила ее пустовать, сказав, что будет спать рядом со мной.
Было неясно, глубокая ли сейчас ночь или близится рассвет. Когда я очнулась от недолгой дремы, я не могла понять, спала ли или только ворочалась. Внезапно, словно издалека, донесся звук, похожий на громкий вопль. Казалось, что кричат очень далеко, звук словно шел из прошлого, искаженный веками, он не был похож на голос человека. Олькхе резко вскочила и, не обращая на меня внимания, выбежала из комнаты. Когда я увидела мелькнувшие перед глазами развевающиеся белые шаровары, у меня внезапно побежали мурашки по телу. Мать не могла говорить, она лишь кричала и звала нас.