Брат умер. Его тело, облаченное в траурную одежду, было холодным, как промерзшая земля.
Мы не знали, в котором часу не стало брата, никто из нас не смотрел на часы и не спрашивал: «Почему мать одна караулила его последний вздох?» Возможно, она проснулась, почувствовав рядом холод. Брат был совсем как живой, только тело его окоченело. Даже если бы он сидел с открытыми глазами, никто в мире, наверное, не смог бы поймать мгновенье, когда он сделал последний вздох. Прошло восемь месяцев с тех пор, как его ранили, а с того времени, как он вернулся «оттуда», — всего пять дней. Честно говоря, он не умирал, а в течение восьми месяцев медленно исчезал. Никто из нас не жалел о том, что не был с ним в его предсмертный час. Вместо этого мы вспоминали, как долго он уходил. Мы молча сидели с удрученными лицам, как и полагается семье покойного. Нам ничего не надо было делать. Мне показалось, что, до тех пор пока не поднялось солнце, время не существовало.
У нас даже не возникло мысли сообщить о смерти брата дяде, но утром он пришел сам. Он жил рядом и часто заходил к нам, перед тем как уйти на работу. Хотя теперь его семья жила в другом доме, мы по-прежнему зависели от него. Дядя не удивился, узнав о смерти брата, лишь какое-то время молчал, низко склонив голову. Чуть погодя прибежала тетя, узнавшая от мужа печальную новость, и еще в воротах начала громко рыдать. Слезы были обычным делом в доме, где гостила смерть, но почему-то плач тети казался мне чужим. Выплакавшись, она спросила, когда и как умер брат и что нужно для погребения. В ответ мать лишь попросила какое-то время нас не беспокоить. Утрата, казалось, лишила нас сил. Мы молча сидели, рассеянно глядя в пол. Сначала дядя и тетя суетились, стараясь что-то организовать, но вскоре они замерли в скорбных позах, словно заразившись нашим оцепенением.
Ближе к вечеру мать начала громко причитать, намного громче, чем ночью, когда умер брат. Мы думали, что она сошла с ума. Рыдая, она то вытягивалась, как струна, то наклонялась, касаясь головой пола, и все время повторяла, что надо похоронить сына до конца сегодняшнего дня. Среди немногих людей, собравшихся в нашем доме, самым первым, кто перестал быть тенью, как ни парадоксально, был умерший брат. До нас стал доходить отвратительный запах гниения, который первой почувствовала мать. Мы тоже стали метаться, не зная, что делать. Разлагающийся брат, покидающий нас навечно, был мне неприятен, он пугал меня. Олькхе, наверное, испытывала то же самое.
Нам некого было попросить о помощи, впрочем, даже времени просить не было. В тот тяжелый для всех период даже свойственное нашей нации желание помочь ближнему исчезло в череде бед и невзгод. Положение было действительно удручающим — в переулок до сих пор не вернулся никто, кроме нашей семьи.