Сначала я решила, что это могли быть солдаты китайской народной армии, потому что огромное войско шло в соответствии с китайской тактикой человеческих волн[7] и не было похоже на мощную регулярную армию северян. Колонны солдат напоминали не стройные ряды, а поток воды при наводнении. Армия заполняла улицы перед воротами Независимости и тихо разделялась на два рукава, расходившихся по улицам. Но китайцы вряд ли бы использовали для поднятия духа солдат квэнгари[8]. К тому же я слышала, что их солдаты убивали детей и без разбору насиловали девушек и женщин, а эти вели себя иначе. Конечно, ходили и другие слухи. Говорили, что солдаты китайской народной армии были намного мягче, чем те, кто воевал за север. Я не доверяла слухам, но слова «китайская народная армия» вызывали у меня не больше страха, чем «народная армия северян». Почему? Потому что пытать нас ради информации бессмысленно, если солдаты не будут говорить на нашем языке. А что может быть ужаснее позора, который падал на человека, не выдержавшего пыток? Одной мысли об этом было достаточно, чтобы я мечтала не знать языка любого военного, который попытался бы со мной заговорить.
Однако скоро стало ясно, что это не китайская армия. Я и олькхе с изумлением и радостью замечали, что кроме нас у дороги стояли и другие люди. В основном это были старики или женщины. Я думала: «Интересно, они тоже не смогли покинуть Сеул из-за какой-нибудь беды в семье? А если нет, почему они добровольно остались в городе?» Они, конечно, могли оказаться самыми ревностными последователями красных, но в это верилось с трудом. В них совершенно не чувствовалось той горячности, страсти и возбуждения, свойственных сторонникам левых взглядов, рьяно приветствовавших этим летом войска оккупантов, когда те входили в город. Но сейчас между жителями города и солдатами, кажется, устанавливалось гораздо более сильное и искреннее чувство — доверие. Когда я поняла это, внутри словно что-то оборвалось. Я напряглась, как будто почувствовала опасность.
Одна женщина средних лет, стоявшая на придорожной полосе, неожиданно ворвалась в ряды северян, громко выкрикивая чье-то имя. Она стала спрашивать солдат, не знают ли они этого человека. «Он ушел добровольцем летом», — повторяла она. Другие женщины, последовав примеру, тоже стали громко выкрикивать имена своих сыновей и мужей, желая узнать, живы ли они. В конце концов из проходившей мимо колонны солдат, до этого не обращавших внимания на крики, послышались возгласы: «Кто сказал, что они мертвы?! Все они живы! Скоро вы встретитесь с ними!» Эти слова, сказанные на хорошем корейском языке, и сочувствие, с которым они произносились, долго витали в воздухе. Женщины при каждом таком ответе, не стесняясь, обнимались, как если бы дружили всю жизнь.