! Но у Нэн нет права так думать о нем, и нет права заставлять его думать, что так думает она. Гей сжала кулаки.
Она ждала и, кажется, очень долго. Закатное небо заливалось бледной зеленью, а праздный веселый смех рассыпался в кристально чистом воздухе над полями. Легкий таинственный аромат чего-то сокрытого, невидимого, сладкого витал вокруг.
Гей вспомнила немало почти забытых случаев. Мелких детских проделок Нэн, когда та каждое лето приезжала на остров на каникулы. Однажды на воскресном школьном пикнике Гей ужасно расстроилась, потому что у нее не было одного цента, чтобы заплатить за кинетоскоп, который показывал Хикси Дарк. А затем она вдруг нашла цент на дороге и собралась посмотреть в кинетоскоп, но Нэн забрала у нее денежку и отдала ее Хикси, чтобы позабавиться самой. Гей вспомнила, как плакала, и как Нэн смеялась.
День, когда Нэн явилась с большой чудесной плиткой шоколада, которой ее угостил дядя Пиппин. Тогда плитки шоколада были в новинку.
— О, пожалуйста, дай мне откусить, всего разочек! — умоляла Гей. Она обожала шоколад. Нэн рассмеялась и сказала:
— Может быть, дам тебе последний кусочек.
Она уселась перед Гей и начала есть шоколадку, медленно, не спеша, кусочек за кусочком. Наконец осталась последняя, сочная аппетитная доля, красиво укутывающая большой бразильский орех. А Нэн рассмеялась, сунула ее в рот и снова расхохоталась над слезами, что наполнили глаза Гей.
— Тебе так легко расплакаться, Гей, что нет никакого удовольствия заставлять тебя плакать, — сказала она.
День, когда Нэн сорвала новый бант Гей, потому что он был больше и жестче, чем ее собственный, и изрезала его ножницами. Миссис Альфеус наказала ее, но это не вернуло бант, и Гей пришлось носить старый, потрепанный.
Однажды Гей должна была петь на миссионерском концерте в церкви, а Нэн сорвала пение и чуть не довела Гей до истерики, внезапно показав пальцем на ее туфли и завопив: «Мышь!»
О, подобных воспоминаний набралась ни одна дюжина! Нэн всегда была такой — вкрадчивой, потакающей лишь себе, и жестокой, словно маленькая тигрица. Исполняла любую свою причуду, не заботясь, страдает ли кто от этого. Но Гей никогда не верила, что она может увести Ноэля.
В ее жилах не напрасно текла кровь Дарков и Пенхаллоу. Она не вернулась на веранду. Она прошла в дом через террасу и поднялась в свою комнату, хотя, ей казалось, что каждым шагом наступает на собственное сердце. В комнате она встала у зеркала. Ей почудилось, что ее юное лицо состарилось за этот час. Щеки пылали, но глаза были ей незнакомы. Никогда прежде из зеркала на нее не смотрели такие глаза. Она задрожала от холода, злости, болезненной тоски, от боли неверия. Затем быстро затушила лампу и упала вниз лицом на подушку. Тень наконец настигла ее. В ту прежнюю горестную ночь она уснула от рыданий, но уснула. Но это была ее первая ночь, когда она не могла спать от боли.